Ей нравилось думать, что с отцом ее связывают особенные отношения. Если разница в возрасте между Дарли и Кордом составляла всего два года и они были лучшими друзьями, Джорджиану от них отделяло десять лет. (Джорджиана дразнила их «престарелыми миллениалами», в то время как она родилась на рубеже поколения Z.) Она была как будто единственным ребенком в семье, Дарли и Корд уехали учиться к тому времени, как она перешла в третий класс, и, поскольку ее родители знали, что она – их последний ребенок (всякий раз, заявляя об этом, Тильда изображала зловеще щелкающие ножницы), с ней нянчились, ее баловали и старались делать все то, чего из-за занятости не успевали с другими детьми, пока те были маленькими: в десять лет свозили ее в Париж, по будним вечерам брали ее с собой в ресторан ужинать, старались бывать на всех ее школьных и университетских турнирах.
– Как прошел теннис, Джордж? – спросил отец, складывая газету и откидываясь на спинку кресла.
– О, все было отлично. Надо бы мне побольше бегать, кажется, уже не выходит так быстро, как когда я играла каждый день.
В Университете Брауна она входила в теннисную команду, но без строгого режима тренировок набрала пять фунтов. Впрочем, это беспокоило ее лишь в одном отношении – она опасалась, что мать начнет обыгрывать ее.
– А как работа?
– Хорошо. На этой неделе последний срок сдачи материалов для информационного бюллетеня, но у меня уже готово все необходимое – осталось только отредактировать и сделать макет.
Каждый месяц Джорджиана выпрашивала у руководителей проектов информацию о том, как у них идут дела, а потом по методу Франкенштейна собирала статьи из разрозненных и необдуманных ответов.
– Принеси мне экземпляр, когда будет готово, чтобы и я почитал. – Он улыбнулся.
Джорджиана была довольна. Родители искренне поддержали ее в решении поработать после учебы в некоммерческом секторе. Если Корд пошел по отцовским стопам и работал вместе с ним, то ни Джорджиана, ни Дарли не интересовались вложениями в недвижимость. Вероятно, это даже к лучшему, ведь это облегчит передачу дел после того, как отец выйдет в отставку. Все деловые партнеры уже знали Корда, большинство не испытывало неловкости, обсуждая с ним даже самые щекотливые вопросы, и ожидалось, что в итоге он займется всеми активами компании. Их отец уже радовался преимуществам, которые обеспечивало присутствие Корда, и делегировал сыну «управление отношениями» с наиболее проблемными людьми.
– А это что? – спросила Джорджиана, взяв со стола газетную вырезку. К ней отец приклеил желтый стикер и написал на нем ее имя.
– А, это рецензия на книгу, которая, как мне показалось, может тебя заинтересовать. О благодетельнице, как ты любишь, – усмехнулся он.
Джорджиана пробежала глазами рецензию. Книга оказалась биографией древнеримской наследницы 408 года. Мелания Младшая происходила из семьи одного из римских сенаторов, она обратилась в христианство и хотела остаться девственницей. Увы, в четырнадцать лет родители выдали ее замуж, однако Мелания сумела заключить со своим мужем договор: если она родит ему двоих детей, далее их брак будет целомудренным и они посвятят себя христианскому служению. После смерти отца Мелания унаследовала его огромное поместье, землю, состояние и пятьдесят тысяч рабов. В служении Богу она решила отказаться от наследства, но выяснилось, что сделать это не так-то просто: рабы отвергли предложение свободы. Они не верили в благие намерения хозяйки и боялись, что она больше не будет защищать их от варваров и голода. Оказалось, что они правы, и многие из них умерли голодной смертью.
– Вот это да! Папа, а почему ты подумал обо мне? Собираешься выдать меня замуж вопреки моей воле? – пошутила Джорджиана.
– Ну, я пытаюсь подыскать кого-нибудь, чтобы сбыть тебя с рук, но пока что мне не везет. – Чип поднял бровь.
– Спасибо, папа. – Она поцеловала его в макушку. Ее насмешило, что отец считает ее «благодетельницей», тогда как она понимала, что освобождение пятидесяти тысяч рабов и подготовка информационных бюллетеней для некоммерческой организации – благодеяния совершенно разного порядка.
Попрощавшись с матерью, Джорджиана понесла ракетку к себе, приняла душ и провела остаток дня, валяясь в постели с романом и обмениваясь эсэмэсками с Линой и Кристин. Видимо, вечеринка, на которую Кристин отправилась после бара «Лонг-Айленд», получилась довольно буйной, и их чокнутый приятель Рили перебрал бурбона, уснул в подземке и проснулся уже в Кэнарси.