— Ты желаешь и дальше учить чужих девочек, переезжая из города в город?! Ты могла бы стать графиней!
— Уж лучше я буду учить чужих девочек, чем лягу в постель с нелюбимым мужчиной, — отчеканила Ишмерай.
— Следи за словами, Альжбета!
— Предлагаю вам делать то же самое…
— Мерзавка неблагодарная! — вскричала Марта Вайнхольд.
Голос Ишмерай стал низок, отрывист, решителен и крайне неприятен:
— Мирра Вайнхольд, меня не устраивает тон вашего общения со мной и ваше нездоровое любопытство! Я благодарна вам за то, что вы и господин Вайнхольд приютили меня. Я благодарна вам за то, что вы нашли для меня место, куда я могла бы отправиться после свадьбы Мэйды. Но я не потерплю от вас столь беспардонного вмешательства в мою душу! Я приняла решение. И вас мое решение не касается ни в коей мере. У вас есть ко мне еще какое-нибудь дело, мирра Вайнхольд?
Глубоко пораженная её отпором мирра Вайнхольд не сразу нашлась, что ответить. Но в результате она квакнула своё «нет», и Ишмерай вышла из комнаты, грохнув дверью.
Она знала, что повела себя, как дикарка, но господин Вайнхольд и Мэйда отправились к Шмицам. Они ничего не слышали. И это стало бальзамом для Ишмерай.
А вслед за первой новостью, потрясшей Марту Вайнхольд, пришла вторая. Но если первая новость вызвала в ней бурю негодования, вторая привела ее в столь бурный восторг, что гости стали коситься на нее с подозрением.
В Аннаб вернулся Элиас Садеган. Он был сразу приглашён на ужин вместе с Бернхардом, устраиваемый Вильхельминой, но отказался от визита.
— Ах, какой скандал! — восклицала раскрасневшаяся от безудержного восторга Марта. — Вильхельмина пыталась помириться с ним! Они оба приглашены на свадьбу! Как же они поведут себя на торжестве?!
Перед Ишмерай встала задача, едва ли выполнимая. Услышав эту новость, девушка должна была разыгрывать безразличие и глухую непроницаемость ровно столько, сколько ей потребовалось времени для выхода из гостиной прочь от всех гостей.
Затем она чинно поднялась на второй этаж, а когда опасность быть замеченной миновала, взлетела на свой этаж, ворвалась в свою комнату, заперлась, прижалась спиной к двери и медленно сползла на пол.
«Александр вернулся в Аннаб…»
Ишмерай быстро подползла к своему шкафу, вытащила выбитую их ящика деревяшку и прижала к груди все спрятанные внутри письма. Письма, написанные рукой Александра, от самого первого до самого последнего. Письма, которые он наказал ей уничтожить. Но она не смогла. Там было столько тёплых слов от него. Столько нежности!
Ишмерай сжала руки, болезненнее, чем обычно, покрывшиеся чёрными узорами. На этот раз от радости.
Накануне свадьбы вечером в гостиной собрались самые близкие Вайнхольдам люди. Здесь были родственники из Телросы и других городов. С кем-то Ишмерай уже была знакома, с кем-то нет, но родственники Ханса Вайнхольда были ей гораздо интереснее и приятнее, нежели родственники Марты Вайнхольд.
Сидя в своей кровати и молча глядя на одиноко дрожащее пламя лучины, Ишмерай с грустью вспоминала свою помолвку и мечты о собственной свадьбе. Она вспоминала Марка, тепло его прикосновений, вспоминала их песни, танцы, улыбки.
«Как обернулось все, Марк… — подумала она. — Я ныне так далеко от всего, что нас с тобою связывало. Я так далеко от нашего дома и наших воспоминаний. Я все еще Ишмерай Алистер, но совсем другая. И если бы мы встретились с тобой теперь, узнал бы ты меня?..»
На ресницах повисла слеза, но в этих мыслях более не было печали. Лишь светлая грусть, несколько отравленная зовом совести. И Ишмерай тихонько запела ту песню, которую любил петь ей Марк. Она запела её, словно прощаясь с ним.
«Прости, Марк…»
В дверь постучали. И Ишмерай замерла.
Девушка не знала, как себя вести, что сказать Александру. Она отшвырнула теплый платок, покрывавший её мокрые после мытья волосы, откинула пряди за спину и подошла к двери на негнущихся дрожащих ногах. Как ей хотелось целовать его!
Девушка медленно, будто нерешительно, открыла дверь, и горло ее сжало разочарование.
То был не Александр, а Мэйда.
Впервые в жизни Ишмерай не обрадовалась девочке. Но, быстро взяв себя в руки, смягчила пронзивший её гнев, улыбнулась ей, и невеста вошла в комнату подруги.
Мэйда и Ишмерай долго беседовали. Ишмерай успокаивала её страхи, гладила ее по волосам, целовала в щёки и рассказывала, как Мэйда будет счастлива с тем, кто так любит ее и кого так любит она.
— Не смей плакать! — журила её Ишмерай, вытирая ее слезы. — Ты когда-нибудь видела невесту с опухшими глазами?
— Видела! — шмыгала носом девочка. — Одну мою подругу выдали замуж за богатого старика. Так она прорыдала всю ночь, все венчальное утро и всю свадьбу.
— Тебя выдают за одного из самых завидных красавцев города. Но, Мэйда, запомни, — красота померкнет, а любовь останется. Так не смотри на красоту.
Мэйда лукаво усмехнулась и осведомилась:
— Но почему вы тогда отказали господину Бернхарду?
— Я не люблю его.
— Верно, — кивнула девушка. — Он слишком стар для вас. Стало быть, вы все равно уедете в Телросу?..
— Пока не знаю.
— Я буду приезжать к вам! Я буду приглашать вас к себе в дом!