— Ты сошёл с ума, — слабо прошептала она, делая реверанс.
— Да, я сошёл с ума, — признал он, восхищённо её разглядывая. — И ты тоже сходишь.
Она приняла его руку, и Александр повел её к танцующим, где, глядя только на Ишмерай, неотрывно, с тёмной улыбкой, закружил её по залу. Первые шаги под пристальным взором и громким шёпотом гостей давались ей с трудом.
Они стремительно летели на волнах музыки, широко расправив крылья, позабыв обо всех, не видя никого — он глядел лишь на неё, а она на него. Они позабыли о своей двухлетней предосторожности, с которой всегда так легко справлялись. Они забыли обо всём.
— Я решила, что ты сбежал из Кабрии, так долго тебя не было, — проговорила она. Если бы он не держал её так крепко, она бы упала.
— Я решил проучить тебя за твоё поведение, — ответил он. Взгляд его был нежен и заворожен. Он был пьян негой, они оба были без вина пьяны негой, волнением, музыкой, их теплом и встречей после столь длительной разлуки.
— Стало быть, я во всём виновата.
— Я виноват не меньше. Я терзал и тебя, и себя своим отсутствием. Мы так ни к чему и не пришли в нашем последнем разговоре.
— С чего ты взял, что я терзалась?
Александр на миг отвёл глаза, затем, немного склонившись к ней, тихо проговорил:
— Ты искала меня в саду, в лесу. Ты ходила по тем улицам, по которым мы ходили вместе. Ты искала меня.
— Зачем ты следил за мной? — краснея то ли от стыда, то ли от удовольствия, выдохнула Ишмерай.
— Чтобы Хладвиг не причинил тебе вреда.
— Почему ты не объявлялся?
— Чтобы ты затосковала по мне и поняла, каково тебе без меня.
Ишмерай поморщилась:
— Мерзавец.
Александр не сводил с неё глаз, а затем улыбнулся ей, широко, завораживающе, не таясь.
— Я ещё никогда не видел какой-либо женщины, чья улыбка превосходила бы твою по красоте и сиянию. Ты солнце, Ишмерай. Моё Изумрудноокое солнце.
— …твоё?.. — проговорила она, едва дыша.
— Бернхард может говорить что угодно. Ты можешь говорить что угодно. Но он тебе не нужен. Завидев меня, ты сияешь. Завидев его, ты отводишь взгляд и печалишься. Он в тягость тебе.
— Ты всегда так красиво говоришь… — прошептала Ишмерай, и ресницы её задрожали.
— Разве я не подкрепляю своим слова делами? Стал бы я в таком случае оставаться в Кабрии, стал бы я нянчиться с тобой, вернулся бы я к тебе после войны? Полтора года я изображал, что презираю тебя, что ты мне безразлична. Но затем понял, что все мои маски, все игры — прах. Я потерпел поражение, Ишмерай. Я завоёван.
Ишмерай улыбнулась, разливая по залу своё счастье. Её захлестнул восторг.
Из ручья и реки музыка стала безудержной, словно море. Она никогда не думала, что с Александром так хорошо танцевать. Он летел, едва касаясь пола, и Ишмерай летела вместе с ним, глядя только ему в глаза, зная, что он не позволит ей упасть или оступиться. Девушка самозабвенно любовалась его лицом, его улыбкой, его спокойным взглядом, который сиял ярче солнца. Она забыла, что она Альжбета Камош, а он — Элиас Садеган. Она забыла о тех кострах, которые видела на площади, о том, что Хладвиг следил за ней, зная о ней всю правду. Она глядела на Александра и всем сердцем верила, что он защитит её и никому не позволит обидеть её. Теперь они были вместе. И никто не сможет разлучить их.
— Ты всегда будешь со мной? — вдруг выдохнула она на их родном языке, кружась, улыбаясь все нежнее.
Ишмерай казалось, что подобный вопрос удивит Александра, но он решительно ответил:
— Всегда!
— Ты обещаешь мне? — задохнувшись, прошипела та.
— Обещаю! Но и ты должна обещать мне кое-что взамен.
— Что угодно! — плохо соображая, ответила девушка.
— Ты не выйдешь замуж за Адлара Бернхарда.
— Я не выйду замуж за Адлара Бернхарда, — эхом отозвалась Ишмерай, сжав его руку крепче.
— И ни за кого другого в этой земле.
— Не выйду!
Александр ослепительно улыбнулся, и они закружились стремительнее, самозабвеннее, обо всех позабыв, сияя.
Когда же музыка затихла, все зааплодировали, и Ишмерай вернулась на землю. Вернувшись, она вспомнила все те обещания, которые Александр вырвал из неё, и не пожалела ни на минуту. И если бы он перед всеми гостями объявил о своём намерении жениться на ней, Ишмерай бы не отстранилась, не испугалась, она бы при всех взяла его за руку и подкрепила его намерение согласием.
Но они очнулись достаточно, чтобы просто поклониться друг другу, развернуться и решительно разойтись в разные стороны. Они мало кого обманули своим маневром, ибо их яркие самозабвенные улыбки превратили в прах все их длительные попытки казаться друг другу чужими. Застыл Бернхард, внезапно осознавший причину отказа Ишмерай, оцепенела Вильхельмина, понявшая причину холода к ней Элиаса Садегана, потеряла дар речи ревнивая Марта Вайнхольд, тотчас сопоставив отказ Альжбеты и отказ Элиаса Садегана поддерживать и без того треснувшую связь с Вильхельминой.
Эти двое улыбались друг другу так, как улыбаются беззаботно счастливые и влюбленные люди. Никто из заинтересованных в громких сплетнях города не остался слеп. Герой кедарской войны, наёмник Бернхарда, Элиас Садеган и красавица-учительница Альжбета Камош.