— И фавнов, — спокойно ответила Атанаис. — С Сакрумом, Повелителем Шамшира, и принцем Марка мы привели их сюда. И шамширцы теперь мои люди. Я супруга Сакрума.
Молодая женщина хмыкнула, вспоминая лица министров. Она знала, что её муж и принц помогли освободить Кеос. Поэтому министры, по началу отнесшиеся к новому положению дел крайне настороженно, а некоторые даже с осуждением, успокоились и начали суетиться, выполняя приказы дочери герцога. В отсутствие Гаральда и Акме Алистер в Атии их место занимал старший из детей.
Дома было хорошо. Атанаис ничуть не скучала по Сакруму, с тоской думала об Ишмерай, занималась нуждами шамширок и фавнов и очень надеялась, что муж приедет за ней не скоро. Пусть решает свои важные дела, а она побудет дома и спокойно разрешится от бремени на родной земле.
— Сударыня Алистер! — позвал один из слуг. — Его Светлость герцог едет!
Атанаис охнула, выскочила на улицу, придерживая живот, и начала быстро спускаться по лестнице. По холму спускалась карета в окружении гвардейцев отца. Отец мчался верхом, она узнала его фигуру издалека. Бедная Махла поковыляла за своей Алаштар, чтобы та от радости кубарем не свалилась с лестницы.
В Атию вернулись герцоги, Акил, Лорен Рин и Гаспар. Атанаис громко плакала навзрыд, видя, как спешивается поседевший отец, спрыгивает с коня и бежит к дочери. Остановилась карета, и из неё выскочила матушка. Следом за отцом спешился и наследник Атии, юный Гаспар Алистер. Подросший и красивый молодой человек. Акил Рин и Лорен Рин бежали к обессиленной и рыдающей Атанаис позади герцога.
Почти все Рианоры, все самые родные и любимые, были в сборе. Не хватало только юной Адиль, оставшейся с матерью в Броке.
И из Заземелья так и не вернулась Ишмерай…
Глава 36. Приговор
Ишмерай не сомкнула глаз ночью. Она побоялась ложиться на то подобие койки, что ждало её у стены, побоялась укрываться грязным и дырявым подобием одеяла, посему предпочла просидеть у решетки на шатком трехногом табурете, запахнувшись в плащ и всю ночь напролет проговорив с Атаргатой.
Атаргата была здесь уже несколько дней. Дважды в день ее кормили черствым хлебом и давали напиться ледяной воды из деревянной кружки. На губах засохла кровь, волосы ее были грязными и растрепанными, однако кожа сохранила сияние, несмотря на холод и недостаток пищи и воды. Ишмерай знала, что аваларцы считали ее живым воплощением Богини Луны, Атаргаты, что они глубоко почитали ее и сильно горевали, когда сочли ее погибшей, однако ни слова жалобы не слетело с губ Атаргаты. Она словно не боялась ни холода, ни голода, ни боли. Рассказывая Ишмерай о своих злоключениях, она улыбалась, порой светло, порой грустно, и чем дольше Ишмерай слушала ее, тем сильнее убеждалась в том, что ее голос слышала эти полтора года, ее видела во сне. Звучание его проливалось на сердце Ишмерай теплым ручьем в этой холодной, сырой, зловонной камере. Атаргата, царица Авалара, была красива даже с кровоподтеками, даже с грязными растрёпанными волосами и в грязных разорванных одеждах.
«Они хватают на улицах обычных женщин, особливо с такими чертами, как слишком яркие глаза, слишком яркий цвет волос или слишком красивое лицо, — подумала Ишмерай под утро. — Неудивительно, что они схватили ее… Ее кожа бела и сияет лунным светом, и волосы ее белы, но белы не от старости, а оттого, что богиня благословила их род подобной красотой…»
«В моем полошении любая бы скасала, что прокляла, а не благословила…» — вдруг раздался в голове голос Атаргаты, при этом губы царицы не пошевелились ни на мгновение.
Ишмерай встрепенулась и во все глаза воззрилась на Атаргату.
— Ты можешь говорить со мной, не произнося ни звука?!
«И ты мошешь так говорить со мною, Дитя Солнтса, — улыбалась Атаргата, однако губы ее по-прежнему не двигались и не размыкались. — Поэтому я и говорила с тобой. Однако я была далеко, и ты плохо слышала меня, но теперь ты мошешь слышать меня…»
«Должно быть, я обезумела, — подумала Ишмерай, похолодев. — Я лишилась рассудка, посему я и слышу голоса…»
«Я — Дитя Луны, ты — Дитя Солнтса. Почему бы нам не быть бесумными?..»
Атаргата провела месяц в плену солдат, но однажды ей удалось спастись, и более года фавна провела, вместе со своими служанками прячась у одной одинокой, но очень доброй женщины. После того, как женщину увезли в тюрьму и казнили, Атаргата принялась скитаться по снежным землям. Сердце звало ее в Кабрию, к Ишмерай, и недалеко от Аннаба последнюю оставшуюся из живых девушек убили, а Атаргату привезли в тюрьму.
— Я не мало перешила са эти долгие месятсы, но ты пришла ко мне, и ныне мне нестрашно погибать…
— Ты сдаешься? — тихо осведомилась Ишмерай. — Нас еще не начали судить, но ты уже сдаешься.
— Я много слышала о каснях в этом крае, я неплохо выучила это наречие и, я боюс, нам не вышить…