Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

Обращение к документам этих соглашений показывает, что большинство их гарантов — это бояре, входившие в «ближний круг» Витовта, в подавляющем большинстве литовского происхождения и католического вероисповедания. Православных бояр в этих перечнях совсем немного — уже названные Братоша и его сын Зеновий, а также Ходко Юрьевич, который появляется в Мельненском договоре 1422 г. с высокой должностью полоцкого наместника. Спорадически появляются и другие лица, формы имен которых могут указывать на их русское происхождение и/или православное вероисповедание — например, некий Федор Львович с братом Юшкой (1401), идентификация которых была предметом разнообразных гипотез в историографии. Удельные князья присутствуют в этих списках не всегда — по-видимому, лишь в тех случаях, когда они находились в военном лагере по окончании боевых действий (1411, 1422) или когда их участие требовалось, чтобы подчеркнуть значение данного акта (1398, 1401, 1422). На первом месте стоят имена католических епископов.

К аналогичным выводам о составе правящей элиты ВКЛ пришел Р. Петраускас, который проанализировал более широкий материал — все известные на сегодняшний день документы великих князей литовских XV в., снабженные списками свидетелей-гарантов. В отличие от международных договоров, список свидетелей которых нередко обсуждался заранее, гарантами великокняжеских документов часто были лица повседневно окружающие монарха, т. е. те, с кем он непосредственно советовался. Литовский историк проследил динамику упоминаний в таких списках отдельных вельмож и представителей их родов, а также привлек данные об их участии в дипломатических миссиях. Из составленной им таблицы[421] хорошо видно, что подавляющее большинство свидетелей великокняжеских документов и послов в соседние государства в 1392–1430 гг. — это как раз самые знатные литовские бояре. Князья же в повседневное окружение монарха практически не входили, по крайней мере не имели в нем такого влияния. Их упоминания в списках свидетелей документов, по сути, ограничиваются вышеназванными договорами ВКЛ с Польшей и Тевтонским орденом.

Роль правящей элиты в государстве не сводилась к тому, что ее члены занимали те или иные придворные или территориальные должности. Институционализация центрального и местного управления лишь начиналась, и должностей было меньше, чем знатных и влиятельных людей. Роль этих людей определялась прежде всего тем, что они участвовали в принятии господарем решений по важнейшим вопросам. Формально власть великого князя не была ограничена, но фактически он должен был считаться с мнением своих знатных подданных: не имея независимого от них развитого аппарата управления, монарх мог править лишь при их помощи и поддержке. «Помощь и совет» были не только их правом, но и обязанностью по отношению к монарху. В рассматриваемый период это участие знати в управлении государством еще не приобрело институциональных форм: великокняжеский совет не имел постоянного, формализованного членства, компетенции и порядка работы. Данный орган власти во всех смыслах оставался советом при великом князе, поскольку не мог действовать в его отсутствие или отдельно от него. Лишь с приходом к власти Казимира Ягеллона (1440–1492) сначала малолетство господаря, а затем его частое отсутствие в стране из-за занятия польского трона (с 1447 г.) подтолкнуло его литовских советников к самостоятельным действиям: именно с этого времени в источниках данный орган обозначается как совет Великого княжества Литовского или паны рада. При Витовте дело обстояло иначе. По текущим вопросам господарь совещался со своим повседневным окружением, находившемся при его дворе, в более важных случаях созывал литовскую знать, т. е. наиболее влиятельных своих подданных. Эти совещания часто проходили за закрытыми дверями, в случае необходимости их содержание должно было оставаться тайной — например, если речь шла о подготовке войны с Тевтонским орденом, где были в курсе того, что происходит в Литве. Важнейшие решения, принятые этим кругом лиц, относительно узким в масштабах огромного государства, санкционировались на съездах бояр и князей, состав которых также был в значительной степени случайным (начало институционализации сейма относится к середине — второй половине XV в., когда складывается и осмысляется практика представительства[422]. Они выполняли весьма серьезную функцию, поскольку именно там важнейшие решения правящей элиты доводились до сведения широких кругов боярства[423]. Благодаря источникам, посвященным внешней политике ВКЛ, известно что в присутствии своих советников господарь принимал послов[424], выслушивал послания правителей соседних государств[425].