Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

Таким образом, если на русских землях ВКЛ местная знать в значительной степени сохраняла свою власть и собственность (а последнюю и приумножала), то в общегосударственном масштабе ее роль была весьма скромной. Такая ситуация не была следствием одного из привилеев или актов унии с Польшей, но стала результатом более длительного развития. Рассуждая о предпосылках войны 1432–1438 гг., ученые исходят из того, что это неучастие в общегосударственной политической жизни и, шире, неравноправие русского населения Великого княжества Литовского как раз и вызывало недовольство. Проверка этого тезиса является одной из задач данного исследования. Здесь же необходимо обратить внимание на определенную внутреннюю логику этой схемы. Недовольство неучастием в политической жизни подразумевает одно из двух: либо то, что раньше население русских земель в ней участвовало, но перестало это делать; либо оно созрело до такого уровня политического сознания, который бы требовал такого участия. М. К. Любавский, стремившийся тщательно обосновать свою схему, исходил из первого варианта. По его мнению, связующим звеном между русскими землями и государственным центром выступали удельные князья, которые совещались со своим окружением и вместе с тем сами ездили на «думы» к великому князю. Сменившие же их наместники такой роли не играли, проводя в регионах ВКЛ политику их подчинения великокняжеской власти[439]. Но сам же М. К. Любавский в предыдущем своем исследовании собрал сведения о совещаниях великокняжеских наместников с князьями, боярами, православным духовенством и мещанами подвластных им земель. О таких совещаниях эпохи Витовта говорилось выше.

Данная схема ставит еще один важный вопрос — о репрезентации и делегировании полномочий. О. Халецкий, развивая идеи М. К. Любавского, сформулировал другую схему: в периоды конфронтации с Польшей Витовт нуждался в поддержке не только литовской, но и русской части своего государства, а потому его русские подданные участвовали в Салинском съезде 1398 г., Луцком и Трокском съездах 1429–1430 гг.[440] Действительно, источники упоминают об участии руси в этих событиях. Но если попытаться ответить на вопрос, кем же были русские подданные великого князя литовского, участвовавшие в этих мероприятиях, то нас постигнет неудача: и в 1398, и в 1429–1430 гг. гаранты документов великого князя и исполнители его поручений — это те же «литовско-русские» князья, литовские бояре, которые привыкли говорить от имени «земель Литвы и Руси». К ним добавляются польские шляхтичи, находящиеся на службе великого князя. Никаких имен русской знати, которые бы авторы источников сочли нужным отметить в силу их влияния, мы здесь не увидим, и схема О. Халецкого на поверку оказывается еще одной красивой конструкцией, не находящей подтверждения в источниках.

Как же можно оценить политику Витовта по утверждению своей власти в периферийных регионах ВКЛ и ее результаты? Позволяют ли источники говорить о том, что неравноправие русинов вызывало их недовольство политикой Витовта?

Известно несколько крупных выступлений против власти Витовта на русских землях ВКЛ. Это Свидригайлов бунт на Западном Подолье в 1402 г., достаточно быстро прекратившийся в его отсутствие, восстановление в 1401–1404 гг. Смоленского княжества (потерявшего независимость всего несколькими годами ранее, в 1395 г.), события 1406–1408 гг. (отъезды в Москву князей А. И. Гольшанского и Свидригайла с черниговским епископом Исаакием и большой группой князей и бояр), наконец, сведения о попытках Свидригайла — фактически безуспешных — опереться на какую-то часть жителей ВКЛ в 1409 и 1418 гг.[441] Бросается в глаза, что практически все они так или иначе связаны с выступлениями Свидригайла, которые иначе как авантюрами не назовешь (о них пойдет речь в следующей главе). По своим масштабам и последствиям не идет ни в какое сравнение с переходом Полоцка на сторону Витовта во время его второго бегства в Пруссию (1389/90–1392 гг.) или восстанием в Жомойти в 1418 г. Вопреки ожиданиям историков, подчеркивавших утрату князьями своих позиций в конце XIV — первой трети XV в., в реально имевших место выступлениях, перечисленных выше, не заметно, чтобы князья стремились вернуться к прежнему положению. Забегая вперед, отмечу, что Свидригайло в своих выступлениях против Витовта широко опирался на внешние силы — Тевтонский орден, Великое княжество Московское, Орду, Сигизмунда Люксембургского, — а это косвенно свидетельствует о скромной поддержке, которую ему готова была оказать знать русских земель. Вообще активная роль Свидригайла в этих событиях наводит на мысль, что дело тут не в широких социально-политических процессах, а в его личных амбициях.