– У меня было трое детей от двух разных хозяев, – отозвалась Барча. Голос ее звучал спокойно и искренне. – Их продали, как только дети достаточно подросли. Будь я христианкой, один из отцов, возможно, и признал бы ребенка своим, но я мусульманка, и этого не случилось. Я ничего о них не знаю. Детство их прошло без меня и не принесло мне радости. Мы, мусульманские женщины, не имеем права кормить грудью христианских детей – ты слышал об этом? Меня к ним даже и близко не подпускали, потому что боялись… боялись, что я заражу их своей религией. – Барча замолчала. Уго ждал. – Ты же будешь мне позволять общаться с девочкой, ведь правда?
– Да.
– Тогда разреши мне ее оставить. Если тебе она не нужна, я могу уйти вместе с ней. Найду какую-нибудь работу…
– Ну куда ты пойдешь с белой дочерью на руках? Тебя же арестуют.
– Хозяин…
Отец Пау Вилана только скривился и покачал головой, когда услышал историю Уго о девочке, подкинутой к двери его дома.
– Тебе известно, кто ее мать?
– Нет.
– Даже не представляешь, кто это мог бы оказаться? – не отступал священник.
Уго покачал головой.
– Припомни хорошенько! – Отец Пау застыл в ожидании. Уго замотал головой еще энергичнее. – Так, я вижу, из тебя клещами тянуть приходится. Давай-ка сам. Она крещеная? При ней была какая-нибудь записка? У детей, которых приносят к госпиталям, обычно бывает…
– Да не было никакой записки, – влезла Барча. – Отец… святой… – прибавила мавританка, стараясь сделаться как можно меньше под суровым взглядом священника, – превосходительство… светлость…
– Нет, записки не было, – подтвердил Уго, знаками приказывая Барче помолчать.
Тем же утром девочку окрестили. «Мерсé», – чуть поразмыслив, произнес Уго. Ее будут звать Мерсе. Стоя в баптистерии, сбоку от главного входа, между часовнями Святой Лусии и Святого Лоренсо, Уго посмотрел на большой алтарь, на Деву у Моря. «Я делаю что-то плохое?» – тихо вопросил он, а потом отец Пау погрузил девочку в купель, которой служил древний мраморный саркофаг святой Эулалии, мученицы и покровительницы Барселоны. «Мерсе Паула», – пропел священник: вторым именем он нарек девочку в свою честь, следом Пау пропел еще пять или шесть имен (Уго сбился со счета), соответствующих тем бенефициатам церкви Святой Марии, которые выступали в роли восприемников девочки, хотя вначале, узнав о странных обстоятельствах ее появления, и отказывались от такой чести. «Я им пообещал щедрое вознаграждение», – шепнул по секрету отец Пау. Обещание платы победило предрассудки, и все пожелали участвовать в таинстве.
Уго снова встретился с Девой лицом к лицу, уже выходя из храма с окрещенной малышкой на руках и оставшись в долгу перед священниками. «Что Ты теперь скажешь, Дева у Моря?» Уго снова искал на Ее лице улыбку, о которой столько рассказывал мисер Арнау, но не нашел и следа. Мерсе больше не плакала, только поскуливала. Малютка выглядела усталой и обессиленной. Снаружи их дожидалась Барча, и Уго с тревогой протянул ей свою ношу, требуя, чтобы мавританка как-то поправила дело.
– Не беспокойся, хозяин, – подбодрила Барча, принимая девочку. – Иди за мной.
Уго вслед за Барчей обогнул церковь со стороны улицы Монкада, на которую выходили дворцы знатных и богатых горожан.
– Мы идем искать кормилицу, – объявила Барча.
– Куда?
– На ту улицу, где
Они прошли по улице Монкада до Кордерс, там повернули налево, к площади Льяна. Не доходя до площади, свернули в переулок, где и находился так называемый постоялый двор Дидес – там селились кормилицы, пришедшие в Барселону из других мест.
– Нужна молодая и здоровая, лучше чтобы с гор, чистая и немаленькая, – шепнула Барча.
– А молоко? – беспокоился Уго.
– С молоком я уж разберусь.
Когда они вошли на постоялый двор, им навстречу поднялось сразу несколько женщин, некоторые с младенцами на руках. Барча без колебаний прошла прямо к дородной молоденькой смуглянке; разговор занял не больше минуты. Уго смотрел на них от дверей, не отваживаясь войти в помещение, заполненное женщинами.
– Ее зовут Аполония, – представила мавританка; другие кормилицы уже рассаживались по своим местам. – Вот она-то и будет кормить Мерсе. Денег будем платить, сколько у вас принято, – сообщила Барча Аполонии и передала девочку с рук на руки.
И прямо в зале, даже не присев, девушка достала левую грудь и прошлась соском по ротику Мерсе так, чтобы малышке захотелось присосаться.
Они вернулись обратно по улице Кордерс, пересекли площадь Льяна и через улицу Бория вышли на площадь Блат. А оттуда было рукой подать до Сант-Жауме, где находился Городской Дом.
– Откуда ты знаешь, что она окажется хорошей кормилицей? – спросил Уго по дороге.
Мавританка шагала рядом с ним, Аполония – позади.
– Да я на них много лет смотрю. И со многими жила бок о бок. У Аполонии недавно дочка померла. Она молодая, здоровая, и молока у нее на двух младенцев хватит.
– А опыта?
– Она уже два раза была матерью.
– И покинула детей?
– Им деньги нужны.