Наследники земли

До февраля 1397 года сицилийский Палермо еще продолжал сопротивляться, а уже в 1398-м Антонио Вентимилья возглавил местных дворян и поднял на острове очередное восстание, что привело к необходимости отправить из Барселоны новую армаду. В том же месяце граф де Фуа снова вторгся в Арагон и взял замок Тьермас. Навстречу ему выступил сам король вместе с графом Уржельским, Рожером Пучем и арагонскими рыцарями: объединенное войско одержало победу и вскоре вынудило графа отступить. В том же 1398 году, как будто сицилийского мятежа и вторжения де Фуа было мало, король Мартин испросил у папы Бенедикта Тринадцатого буллу, потребную для начала Крестового похода против мавров. Из порта Грау вышла армада валенсийских и мальоркинских судов; христиане грабили африканские берега до тех пор, пока буря не заставила армаду повернуть обратно. Что до сицилийской армады – она, подавив мятеж Вентимильи, вместо того чтобы вернуться в Барселону, отправилась на помощь Людовику Анжуйскому, который осаждал Неаполь.

В конце того же года король Мартин Первый снарядил восемнадцать галер, чтобы поддержать Бенедикта Тринадцатого, арагонца и родственника его жены, чей дворец в Авиньоне осадили французские войска, – французские кардиналы решили выйти из подчинения авиньонскому папе, устроив таким образом еще один раскол внутри большого раскола Западной церкви, и к этому неповиновению присоединились еще и королевства Неаполь, Кастилия и Наварра.

Каталонским галерам не удалось облегчить бедственное положение папы Бенедикта, поскольку у них даже не получилось подняться по Роне к Авиньону. В итоге каталонцы высадили войско на берег, а сами вернулись домой, покинув своего папу в осаде, – та, несмотря на вооруженную помощь и дипломатическое вмешательство, продлилась больше четырех лет: понтифику и его людям приходилось питаться крысами, которых они ловили во дворце, хотя в конце концов Бенедикт Тринадцатый перехитрил осаждающих и бежал из города, переодевшись картезианским монахом.

Если в Барселоне и переживали из-за неудавшейся попытки вызволить папу-арагонца, поневоле сделавшегося солдатом, то Уго не было никакого дела до участи тех восемнадцати галер. Он уже успел здорово обогатиться на поставке вина для этой экспедиции. Три утренних порции в неделю и семь ежевечерних – вот сколько вина полагалось выделять морякам, солдатам и даже подневольным гребцам. Восемнадцать галер с командами и сотнями солдат на борту – это подразумевало многие квартеры[19] вина и немалые деньги, которые Уго заработал на пару с Жофре, уже привыкшим обращаться с ним как с зятем.

В течение двух лет такого жениховства Эулалия взрослела в присутствии Уго; теперь девушке было восемнадцать, и она по-прежнему была молчалива и хранила целомудрие, которое так восхищало Уго. Он навещал Эулалию часто, еще чаще, когда между Уго и Жофре установилось торговое партнерство, но молодые люди виделись еще и на мессах в церкви Святой Марии, вместе гуляли по городу или по берегу – всегда в сопровождении родителей Эулалии – и веселились на барселонских празднествах, в которых тогда не было недостатка.

А еще Эулалия приходила к Уго на виноградники. Прежде чем пригласить ее, винодел был вынужден рассказать семье Жофре о Мерсе – та в свои три года превратилась в веселую озорницу, избалованную мужчиной, который ничего не смыслил в воспитании детей, и мавританкой, обретшей в девочке единственный смысл жизни.

– Ошибка молодости, – признался парень, изображая горячее раскаяние, смягчившее сердце Эулалии. – Она крещеная! – веско добавил он, видя изумление на лицах Жофре и Валенсы.

А Эулалия только радостно закивала в ответ – может быть, уже воображая себе игры с незнакомой малюткой.

Уго заверил, что мать девочки умерла, и больше вопросов ему не задавали.

И вот они гуляют по залитым солнцем виноградникам. Парень и девушка держались за руки, Жофре в это время занимался осмотром винного погреба, а Барча выполняла роль хозяйки. Уго показывал Эулалии лозы. Дочь Жофре разбиралась в вине, но не в винограде. Неловкость, которую Уго нет-нет да и испытывал от необходимости без умолку болтать с девушкой, которая отвечала немногословно и краснела от самой невинной шутки, исчезла, как только он принялся рассказывать о своих лозах. Они с Эулалией бродили, трогали листья и гладили зеленые побеги, порой останавливались, чтобы прикоснуться к земле, Уго делился всем, что знал. Эулалия слушала с интересом и даже отваживалась задавать вопросы. Там, на винограднике, Уго впервые ее поцеловал. Они стояли совсем рядом, между двух кустов. Уго решился не сразу. Эулалия не пыталась отстраниться, и тогда он ее поцеловал. Юные губы. Уго ощутил их девичью свежесть. Господи! Это было лишь легкое прикосновение, мимолетное касание, и все-таки ощущение полноты сразило Уго. Эулалия покраснела и склонила голову, но вместо мужчины, который обычно заставлял ее поднять взгляд, перед нею оказался сбитый с толку паренек, который что-то бессвязно пробормотал, а потом предложил отправиться дальше по винограднику.