Наследники земли

Перед подрезкой лозу следовало обойти и осмотреть со всех сторон, попробовать стебли на ощупь, потому что обрезать их следовало по-разному. Виноградарь с головой погрузился в кропотливую работу, но в памяти его оживало лицо Эулалии, хотя он вовсе и не собирался о ней думать. И о Рехине тоже, но слова еврейки до сих пор звучали у него в ушах. Уго сосредоточился на подрезке. Он вообще ни о ком не желал думать.

Барча приносила ему еду прямо на виноградник, и именно она по прошествии недели принесла новости. К ним в дом приходил встревоженный Жофре. Барча сказала, что не знает, где сейчас хозяин, что нет, он не болен, что вернется домой ночевать и что она ему все передаст. Уго молча принял из ее рук миску с похлебкой и сел на землю, чтобы подкрепить силы.

– Хозяин… – позвала мавританка.

Уго попробовал отделаться от Барчи сухим и резким «ступай», но упрямица никуда не ушла.

– Ты что, не слышала? – рявкнул Уго.

– Слышать-то я слышала, – заорала Барча. – Вот только Мерсе хочет прийти к тебе на виноградник. Она знает, что ты тут.

– Только попробуй ей разрешить – и больше ты ее не увидишь.

И Уго снова занялся подрезкой, закрывшись для всех и для всего. Обходя каждое новое растение, он вспоминал наставления Маира, разглядывал, гладил и дергал побеги. «Важно, чтобы они росли на сильном и прочном стволе, способном выдержать вес по крайней мере четырех ветвей, растущих крестом, – а лучше бы и пяти» – так объяснял ему учитель.

Пошел дождь. Барча принесла ему плащ. А еще через несколько дней мавританка не смогла помешать Жофре войти на виноградник в поисках человека, которому предстояло стать его зятем.

– Что с тобой творится, сынок?

Уго ничего не сказал, он не знал, что отвечать. Он продолжал подрезать лозы, стараясь не обращать внимания на вопросы перекупщика.

– Почему ты так с нами поступаешь?

Уго не мог разобраться, как подрезать ближайшую лозу. Его отвлекали от дела расспросы Жофре и пристальный взгляд Барчи, стоявшей чуть поодаль. Отец Эулалии не желал оставаться незамеченным, он ухватил будущего зятя за рукав, но Уго высвободился гораздо резче, чем ему бы хотелось, – ведь этот человек не сделал ему ничего плохого, всегда держался по-дружески и… Но он должен обрезать эту лозу!

Жофре возвращался еще два раза. Уго с ним не разговаривал. Потом Жофре пришел вместе с Эулалией, рыдавшей так безутешно, что Уго не смог этого вынести: виноградарь позабыл о подрезке, повернулся спиной к отцу с дочкой и поспешно скрылся, петляя между лозами. Он даже подумывал забрать Мерсе, свою дочь, и бежать с фермы. Так он освободится от Рехины… и от Эулалии. Нет, это невозможно! Все, что у него есть, – это виноградники, в них его жизнь и будущее Мерсе.

Отец Пау тоже появился на винограднике Уго и потребовал объяснений: в церковь Святой Марии пришел настоятель церкви Пресвятой Троицы, которую евреи воздвигли после погрома и насильного обращения; священник сообщил, что еврейка по имени Рехина вознамерилась вступить в лоно христианской церкви, расторгнуть брак с врачом-иудеем и выйти замуж за некоего Уго Льора, прихожанина Святой Марии.

– Уго, как это понимать? Ты собираешься бросить Эулалию ради какой-то вновь обращенной? А как же твои обещания? А брачный договор? Ты ведь ходишь ко мне на исповедь, но ни разу не упоминал ни о какой еврейке. Стало быть, вы знакомы?

Уго и теперь предпочел бы не отвечать, но ведь отец Пау принадлежал к общине Святой Марии, которая владела виноградником.

– Разве не вы мне однажды сказали, что обращение в истинную веру – это лучший дар Господу? Разве не убеждали меня обратить еретичку, чего бы мне это ни стоило? Чему же вы теперь удивляетесь, святой отец? Вот оно вам, обращение… ценой моего счастья.

Маир когда-то учил, что виноград – растение послушное, что умелый подрезчик может добиться от него того же, что делает гончар с глиной: лепить все, что сам пожелает. И теперь Уго убеждался в правоте своего наставника. Молодые лозы на винограднике Святой Марии, посаженные им четыре года назад, выросли сильными и плодоносными.

Уго посмотрел на виноградник и смело перевел взгляд на священника.

– Я не могу поверить, что ты заставишь свою невесту так страдать.

– Разве не этого желает Церковь? Еврейка примет нашу веру, чтобы выйти за меня. Святой отец, вы дадите мне отпущение грехов?