Уго делал все возможное, чтобы отложить путешествие, он ссылался на то, что зима на арагонских землях жестокая и купеческие караваны редко пускаются в путь. В конце концов поводы для проволочек иссякли. Терпение графа иссякло тоже; Рожер Пуч приказал отправляться как можно скорее. Отец и дочь были вынуждены пуститься в путь вместе с караваном мулов, нагруженных самыми разными товарами для продажи в Лериде и Сарагосе: шелка, завезенные в королевство флорентийцами, обосновавшимися в Барселоне, игральные кости и карты, специи, серебро, нитки и даже ночные колпаки. А Сарагоса продавала на средиземноморском побережье шерсть и пшеницу: эти товары, как правило, спускались на лодках по речному пути от Эбро до Тортосы; возвращались лодки порожняком, их тянули на канатах, двигаясь вдоль берегов.
Как только Барселона скрылась из глаз, как только городской шум-гам сменился звуками каравана – мулов и погонщиков, Уго начал тревожиться за Мерсе. «Почему она согласилась? – раздумывал отец. – Девушкам здесь не место». Мерсе еще в Барселоне сполна наслушалась отцовских рассказов о дорожных опасностях и неудобствах. «Батюшка, – тихо говорила она в ответ, чем бы Уго ее ни пугал, – ничего плохого с нами не случится».
Но эта вера в хорошее таяла на глазах теперь, когда они смешались с караваном путников. На Мерсе была зимняя одежда, темная и широкая, прятавшая девичью фигуру, но своевольница отказалась остричь волосы, поэтому на лицо ее, хотя и прикрытое шапкой и капюшоном, то и дело падали непослушные локоны, и тогда на месте утомленной, понурой странницы возникала любопытная шаловливая девчонка. Взгляды погонщиков и торговцев то и дело отвлекались от мулов и дороги и тянулись к Мерсе. Что не могло укрыться от внимания Уго… Он наблюдал одну только похоть в глазах этих бесстыдников, в их жестах и шушуканье – они как будто разыгрывали, кому достанется его дочь.
– И как это тебе в голову взбрело отправляться в путь вместе с девицей? – попрекал парня один из торговцев на первом же ночлеге, под Вилафранка-дел-Пенедес.
– Это моя дочь. Я не мог ее оставить в Барселоне, – соврал Уго.
– А лучше бы смог. Будь начеку.
– Да я все время начеку, – заверил Уго.
– Ну если так, сначала убьют тебя, а потом уже подступятся к девочке.
И вскоре Уго убедился, что предупреждали его не понапрасну. Однажды им случилось заночевать в открытом поле, и Мерсе отошла подальше от лагеря по нужде. Уго последовал за дочерью. Вслед за ними тотчас устремились трое погонщиков – эти грязные мужланы еще в пути донимали девушку скабрезными предложениями и грубыми прибаутками. Люди в лагере видели, как эта троица поспешила вслед отцу с дочерью: кто-то в лагере обменялся понимающими взглядами, кто-то скривился, кто-то покачал головой. Но все притворились, что заняты своими делами, хотя шаги троих погонщиков заглушали треск сучьев в костре.
А потом в ночи раздались голоса: «Сюда!», «Нет!», «Куда она подевалась?», «Где ты, попрыгунья?», «Уж я тебя потешу!». Потом среди деревьев послышался топот, и в это время на небо вышла луна. «Ее тут нет!», «Я тебя научу, что такое настоящий мужчина!».
Один из погонщиков раздраженно крикнул:
– Не могли же они раствори…
Возглас оборвался на полуслове. Из-за деревьев появился Уго и вонзил мерзавцу нож между ребрами, под сердце, – погонщик был застигнут врасплох и успел только взмахнуть в воздухе здоровенным тесаком. Уго нажимал на свой нож до тех пор, пока противник не выпустил оружие из рук и не упал на землю. Мерсе стояла в нескольких шагах от мужчин, дрожа и хватая ртом воздух. Уго хотел уже броситься к дочери, но тут умирающий позвал на помощь. Пришлось ударить его ногой в лицо.
– Мне вроде послышалось «помогите»? – удивился один из погонщиков.
– Мартин, ты где? – громко спросил другой.
Уго потащил застывшую Мерсе в направлении этих голосов. Второму погонщику, который слегка замешкался, он перерезал глотку, подкравшись сзади и задрав врагу голову. В этот момент перед глазами Уго вспыхнул образ Лысого Пса, казнящего евреев, не пожелавших обратиться в христианство. Его обдало металлическим запахом крови. В наступившей тишине были хорошо слышны хрипы первого погонщика.
– Мартин! Фелипе! Вы где?
Никто не отозвался. Наверно, двух трупов будет достаточно. В свете луны Уго заметил, что Мерсе лишилась чувств, и успел ее подхватить. Он прижал дочь к груди и гладил по волосам, унимая дрожь. Мерсе не противилась, но больше и не приговаривала, как в Барселоне, что ничего плохого с ними не случится.