Какая разница, был ли Уго королевским виночерпием! Пятьдесят тысяч суэльдо приданого соблазнили второго сына из богатой семьи барселонских торговцев тканями – и Мерсе, похоже, согласилась выйти за него замуж. Он был молод и пользовался всеобщим уважением. Уго хорошо запомнил объяснение Мерсе: «У него хорошая репутация… да и вообще он привлекательный».
– Ее отец – сын простого матроса, – не унимались спорщики.
– А кто может быть достойнее матросского сына? – рыкнул один из тех мужчин, у которых, по словам Катерины, запах моря прилип к коже.
К тому времени, когда спор окончился, Бернат и Мерсе уже исчезли из виду. Уго не слушал мессу. Его дочь жила во дворце на улице Маркет с конца 1413 года, а сейчас февраль 1415-го – год с лишним девушка, обладавшая несметным приданым, отвергала одного жениха за другим, пока не появился второй сын торговца сукном. «Хорошая репутация!» Эта фраза эхом раздавалась в ушах отца – будто его дочь сдалась, не в силах выносить положение вещей, которое затягивалось и становилось неловким. Уго охватили противоречивые чувства. С одной стороны, он был доволен, что Мерсе наконец выйдет замуж, а значит, вскоре покинет дворец на улице Маркет. К чести Берната, он нанял компаньонку, но Уго с каждым днем все больше раздражало то, что его дочь живет под одной крышей с адмиралом. «Ревность?» – гневно воскликнул Уго, когда Катерина указала на возможную причину его раздражения. Впрочем, что-то в этом есть, нехотя признал виноторговец. Но не вслух, не перед Катериной. Он ревновал – к тому, что Мерсе счастлива, находясь под одной крышей с человеком, который презирал ее отца. Брак должен положить конец мучениям Уго. Он смог бы навещать дочь в ее собственном доме и брать с собой Катерину, о которой винодел особенно печалился, когда покидал ее, чтобы повидаться с дочерью. «Наше положение и так довольно сложное из-за Рехины, – однажды сказала русская, – еще не хватало, чтобы горожане увидели, как я иду рядом с воспитанницей адмирала. Я, бывшая рабыня. Не хочу, чтобы это как-то повредило твоей дочери».
Но если, с одной стороны, такое будущее радовало Уго, с другой стороны, его расстраивало, что Мерсе, по всей видимости, отреклась от мечты и готова довольствоваться вторым купеческим сынком «с хорошей репутацией», который, если присмотреться, еще и вполне привлекательный.
– Хорошая партия, – заявила Барча.
– Внешность – дело десятое, – сказала Катерина, – главное, что Мерсе счастлива. Судя по всему, он хороший человек. В конце концов, я тебя тоже не за красивые глаза выбрала, – пошутила Катерина, подмигнув мавританке.
Гречанку повесили, судью отлучили от церкви, Мерсе смирилась с браком… Уго стоял далеко и даже не сумел разглядеть Деву у Моря, еще раз увидеть, как тепло, исходящее от свечей, создает иллюзию, что Ее губы дрожат в улыбке. Виноделу нравилось утешаться этой улыбкой, искать в ней смысл, находить поддержку… или прощение. Разве не этого хотят все, кто преклоняется перед Ее изображением?
Уго и Катерина вышли на улицу. Послеполуденная Барселона радовала своим теплом; солнце будто предупреждало горожан, что, стоит ему зайти, на Барселону обрушится зимний холод.
– По стаканчику? – предложил Уго.
Каждое воскресенье он приглашал Катерину пойти в таверну: они выпивали по стакану, потом обсуждали вино, болтали, а затем, стакан за стаканом, вино становилось все приятнее, а разговор перерастал в дискуссию.
– Да! – согласилась Катерина, счастливая, как и каждое воскресенье.
Уго хорошо ладил с завсегдатаями таверн, а Катерина радостно болтала с их женами. Кто бы сказал ей во дворце на улице Маркет в годину, когда она подчинялась прихотям Рожера Пуча или его одноглазого слуги, что придет время, когда она будет, потягивая вино, весело болтать в таверне с другими женщинами? Почти все знали ее историю, знали, что они с Уго не женаты. За спиной, вероятно, ходили толки, но, пока вино лилось рекой, казалось, никто не придавал их статусу особого значения. Были и те, кто похотливо поглядывал на русскую, но тогда Катерина только теснее прижималась к Уго, гордясь своим мужчиной и отвергая любые дерзкие помыслы, которые могли возникнуть в нетрезвых мужских головах.
Они пошли к таверне на Вольтес-дел-Ви, напротив старых верфей, где под открытым небом строились корабли и где Уго работал, когда его выгнали с королевской верфи. Там еще оставались те, кто его помнил.
– Адмирал хочет тебя видеть.
На их пути неожиданно возник Герао – мажордом остановил их на Пла-де-Палау, неподалеку от рыбного рынка, в нескольких шагах от улицы Маркет. Уго подумал, что начинает ценить маленького человечка по достоинству, особенно потому, что его хвалила Мерсе.
– Неужто он хочет угостить нас вином?
– Тебя, пожалуй, угостит.
– Не переживай, – сказала Катерина любимому, – я не хочу быть помехой. Если адмирал приглашает тебя выпить, то, быть может, вопрос о замужестве уже закрыт.
Уго засомневался, но перспектива того, что брак дочери, возможно, подтвердится, побудила его принять предложение.
– Иди. А я пойду с Барчей. Компания ей пригодится, – сказала Катерина.