– Убейте эту подлую шлюху! – крикнула она.
Барча, застигнутая врасплох в своей комнате на первом этаже, поначалу не решилась открыть дверь, но, поняв по отдельным выкрикам, что люди ищут Рехину, пустила их внутрь. К тому времени Рехина успела выскользнуть в сад. Несколько вольноотпущенников, намеренных ее отыскать, кружили по кварталу. Рехина спряталась в сарае за бочками, как и советовал Уго. Теперь он выдерживал взгляд Катерины.
– Что толку, если еще одна умрет? – спросил Уго, разводя руками.
Катерина стояла на коленях и плакала. Он присел рядом, обнял ее и стал успокаивать.
Хрупкие ворота сада вдребезги разбились уже от второго удара. Как только вольноотпущенники ворвались в дом, Рехина выскользнула на улицу и бежала без оглядки, пока не добралась до верфи. Запыхавшись, она прислушалась к тишине, слившейся с шумом волн, – за ней никто не гнался.
Тишина, окутавшая верфи и монастырь Фраменорс, не имела ничего общего с погромом в доме Барчи, где собралась толпа мужчин и женщин разного происхождения и разных вероисповеданий, разных цветов и оттенков кожи. Они пришли за Рехиной.
«Ее нет», «Она сбежала», – говорили те, кто разыскивал ее по комнатам и к кому присоединились Уго с Катериной. Кто-то вынес на всеобщее обозрение вещи Рехины, ее книги и одежду.
– Вы помогли ей сбежать, – заявил большой черный мавр.
Барча набросилась на мавра, выставив ногти, больше похожие на когти, и собираясь его укусить. Уго не понял, что она кричит, но от этого пронзительного вопля волосы у него встали дыбом. Трое мужчин поспешили остановить драку. Большой мавр, застигнутый врасплох, не посмел ударить женщину. После того как Барчу с него сняли, все увидели на щеках мавра длинные тонкие царапины, из которых лилась кровь. Мавританка выла и ругалась на своем языке. Несколько ворвавшихся в дом женщин принялись ее успокаивать. Катерина молча наблюдала за происходящим. В глазах ее стояли слезы, рот был слегка приоткрыт. Уго решил вмешаться:
– Неужели кто-нибудь из вас верит, что Барча или Катерина способны… предать своих?
Люди молчали, переглядывались, шептались, покашливали, неловко топтались. Ответа не было.
– Сегодня был очень тяжелый день, – продолжил Уго. – Ступайте по домам, – посоветовал он, когда люди уже начали расходиться.
В течение следующих дней Уго работал над вином, привезенным из графства Наварклес. Он добавлял в него груши, яблоки, специи и смешивал с огненной водой, приготовленной в тишине ночи. Рехина ушла из дома, можно было спокойно работать. Скоро выяснилось, что она укрылась в монастыре Жункерес. Об этом им сообщила монахиня, пришедшая за молодым рабом, сундуком и вещами Рехины. Забрала она только юнца и сундук, поскольку большая часть вещей исчезла в суматохе.
– Воры! – выпалила монахиня, выслушав объяснения Уго.
– Ханжа! – парировала Катерина.
Монахиня решила не отвечать на этот выпад и направилась к двери.
– Теперь Рехина с ними навсегда? – пошутила Барча.
В конце недели мавританка проводила Уго и Катерину до церкви Святой Марии у Моря, где им предстояло слушать мессу. На площади перед главным фасадом, обрамленным двумя восьмиугольными башнями, с огромной розой над бронзовыми дверьми, где красовались барельефы бастайшей с камнями в руках, стала собираться пестрая толпа, состоявшая из рабов и вольноотпущенников, которые обычно ходили в другие церкви города. Уго и Катерина не вошли в храм, как бывало прежде, а слились с простыми, если не сказать, обездоленными людьми, ждущими приятной средиземноморской зимы – легкого холодка под сияющим солнцем.
– Это бастайши, несущие камни. Они работали бесплатно, чтобы построить церковь, – сказал Уго, когда один вольноотпущенник спросил его о барельефах на дверях.
Уго на несколько мгновений погрузился в свои мысли, прежде чем продолжить. Он вспомнил мисера Арнау, его слова и волнение, которое переполняло старика, когда он рассказывал эту историю. Вскоре к ним присоединились женщина и двое молодых людей. Катерина улыбнулась – она слышала эту историю уже тысячу раз.
– Вы, должно быть, видите, что на фасаде Святой Марии, – попытался Уго повторить слова Арнау, – нет гербов принцев или прелатов. Нет никаких надписей. Единственное, что на нем изображено, – двое бастайшей. Это дань Барселоны тем скромным грузчикам товаров, которые не покладая рук трудились ради своей Девы у Моря.
– И среди них много рабов, – вставил один из слушателей.
– Сначала они были рабами, да, – ответил Уго, – но потом все стали свободными людьми. И они этим гордятся – бастайши не могут быть рабами.
– Вообще-то, могут, – настаивал слушатель.
Его товарищ, стоявший рядом, молча кивнул.
– Нет. Не могут. Тогда они, без сомнений, перестанут быть бастайшами.
– Не вижу причины… – начал молодой слушатель, когда вдруг зазвонил один из колоколов Святой Марии у Моря – то был скупой однообразный гул.