Наследники земли

– Да, я выпил, я тысячу раз поднимал чашу за вашего внука, – сказал советник, немного раздраженный сомнениями, которые выказал Уго; за эту дерзость Мерсе слегка пнула отца под столом, – но, когда я говорю о таких вещах, я всегда предельно серьезен.

– Но что мне делать среди советников?

Уго внезапно замолчал – тот же самый вопрос задала Катерина, перед тем как ему идти на пир.

– То же, что и остальные члены Совета Ста, – был ответ. – В нем представлены купцы и ремесленники Барселоны. Моряки, бакалейщики, торговцы вроде вас, лодочники, сапожники, плотники. Словом, люди, которые делают этот город великим.

– Почему бы и вам не вступить туда, батюшка? Вы лучший винодел Барселоны.

– Мне сказали, что вы служили виночерпием у короля Мартина, – воодушевился советник.

Королевская верфь высилась перед ним, освещенная в полутьме. Должно быть, рабочие трудились по сдельной плате – на Сардинии опять неспокойно. «Да, я был виночерпием у короля Мартина», – ответил Уго советнику; «Но всегда хотел стать mestre d’aixa», – подумал теперь, вдыхая запах моря, смолы и древесины. На него накатила грусть.

Когда он шел по Рамбле, то вспомнил о совсем иных временах – как он выслеживал Лысого Пса, чтобы вернуть сандалии. Местность с той поры сильно изменилась. По широкому руслу Кагалеля все еще текли в море отходы и дождевая вода, но о рынке на берегу, где раньше торговали козьим и бараньим мясом, теперь напоминали разве что следы крови забитых животных. С появлением в Равале новой стены прежние укрепления, спускавшиеся почти по прямой линии от Санта-Анны к морю, потеряли свое оборонительное значение – там выросли фруктовые сады, появились дома, к стене начали делать пристройки. С разрешения короля эту стену будут использовать так же, как стены, построенные еще во времена Рима, – для поддержки и укрепления новых домов.

Уго прошел между двумя башнями, образующими ворота Бокерия, – единственными, которые обладали некоторой красотой и монументальностью. Остальные были, в сущности, простыми военными башнями – одни примыкали к разным воротам города, другие возвышались над самими стенами. Выйдя на улицу Бокерия, Уго пошел к своему дому.

Прохлада ночи, море, прогулка… память минувших дней наполнила его движения энергией и ритмом. Он не стал mestre d’aixa, но стал королевским виноделом, и именно виноградарство дало ему все, что у него есть. А теперь он будет членом Совета Ста. Быть может, оттуда ему удастся помочь Барче. Мавританка хорошо держится. Так говорили рабы из дворца епископа, всегда готовые поделиться сведениями в обмен на пару плошек вина и кусок сыра. По их словам, Барча криками отгоняла от себя болезни, снедающие других заключенных. «Думаю, это еще связано с тем, что она хорошо питается и у нее есть теплая одежда», – заметила Катерина, глядя как раб-турок покидает таверну через задний двор. Она всегда боялась, что зимняя одежда, которую они передавали Барче, может не добраться до мавританки.

Уго был удивлен, что в такое время в таверне много посетителей: скоро пробьет колокол в замке викария. В конце одного из столов толпилось около дюжины мужчин. Они смеялись, кричали и пили. Уго хмыкнул. Катерины он не увидел, – должно быть, она уже была наверху, – но заметил Педро, молодого парня, которого они наняли во время лавины церковников по просьбе одного из бенефициаров церкви Пресвятой Троицы, который принимал участие в мальчике с тех пор, как тот остался сиротой. После конклава Уго и Катерина решили не расставаться с ним. Педро было лет четырнадцать, он был внимательным и расторопным. Но сейчас он подошел к Уго неверной походкой, с разбитым лицом.

– Что случилось? – спросил Уго. Он взял мальчика за подбородок и осмотрел синяки. – Где Катерина? – (Мальчик не ответил. Вместо ответа кивнул в сторону длинного стола, где веселились и кричали мужчины.) – Ты хочешь сказать…

– Клянусь, я пытался ее защитить…

Уго побежал, ослепленный яростью. Катерину было почти не видно за стеной мужчин. Русская сидела во главе стола, ее волосы были взлохмачены, белизна лица померкла, бледные глаза налились кровью. Она увидела винодела… а быть может, и нет. Уго замер, когда понял, что рука одного из мужчин сжимает грудь Катерины. Чулки у нее были спущены до щиколоток. Рука другого копошилась у Катерины между ног, еще один из-под стола просунул туда голову. Мужчины вокруг смеялись, лапали русскую; она вяло и бессильно пыталась сопротивляться. Катерина уворачивалась от поцелуя одного, и в этот момент ее целовал другой. Едва один убирал руку с ее груди, руки другого тут же начинали мять ее заново.

– Сукины дети! Сволочи!