Наследники земли

Но чем шире открывались для Уго ворота дворца на улице Маркет, тем сложнее было отпереть двери темницы, где сидела Барча. Мерсе пыталась справиться с этим при помощи Герао, но те двери были крепко заперты не по вине или желанию Берната.

Вопреки целям монарха в середине июля того же 1416 года на Соборе в Барселоне церковники выразили свою верность папе Бенедикту Тринадцатому и потребовали от короля Альфонса вернуться к нему в подчинение. Монарх отказался, и, поскольку никто не согласился отправиться на Констанцский собор для избрания нового понтифика, он сам составил делегацию. Возглавил ее генерал ордена мерседариев брат Антонио Кашаль, известный тем, что дал обет бедности (на который большинство из его единоверцев никогда бы не согласились), и тем, что никогда не раздевался даже перед сном, – он всегда носил власяницу и непрестанно терзал свою плоть бичеванием, отчего и умер прямо в Констанце.

Аскеза мерседария составляла контраст с алчностью короля Альфонса – в обмен на подчинение новому папе он требовал права не платить налогов Святому престолу с доходов, полученных на Сицилии и Сардинии, а еще освободить его от выплаты отцовского долга императору Сигизмунду – около ста пятидесяти тысяч флоринов – и от выплаты ста тысяч флоринов в качестве приданого королевы Виоланте Неаполитанской, дочери короля Хуана Первого Арагонского, поскольку Альфонс считал, что этот долг уже отдан. К этому списку прилагались личные прошения каждого посла и служащего королевского дома.

– Герао собирался это сделать, – сокрушенно говорила Мерсе отцу, сидевшему в удобном кресле, с бокалом вина в руке, в главном зале дворца, где его когда-то унизил Рожер Пуч.

Стоял конец августа. Кормилица давала Арнау грудь среди каменных стен замка, сохраняющих прохладу. Бернат уехал на валенсийские верфи.

– Король не ладит с кардиналами, епископами и приорами, – продолжала Мерсе. – Сейчас не время для адмиральского мажордома просить епископа Барселоны за какую-то старую полунищую мавританку.

Услышав столь резкие слова по отношению к Барче, Уго выпрямился в кресле и повернулся к дочери. Это было уже не то ветхое креслице, в котором он сидел, когда Бернат и Мерсе объявили ему о свадьбе.

– Я только передаю то, что он мне сказал, – поспешила уточнить Мерсе, разводя руками.

Уго мог ходить во дворец на улице Маркет сколько пожелает – главным условием было отсутствие Берната, что, в силу его служебных обязанностей, случалось весьма часто.

– И это наладится, – заверила отца Мерсе.

– Нет. Не знаю, интересно ли мне это, – шутливо добавил Уго, понимая, впрочем, что в его словах есть доля правды.

– Батюшка, – заговорила Мерсе, – мне пришлось много спорить с Бернатом, чтобы вы могли видеться с внуком… – она обвела рукой зал, – здесь, со мной, без необходимости прятаться, будто мы что-то украли…

– Мне жаль, – сказал Уго, пытаясь загладить вину.

– Нет, – возразила Мерсе, – я бы хотела, чтобы мы жили вместе. Вы с Бернатом были лучшими друзьями – почему бы вам не помириться?

– Ты знаешь своего мужа, – уныло сказал Уго. – Я крепко поразмыслил над словами Герао. Бернат действует не задумываясь, по наитию, словно до сих пор командует пиратской галерой. Он так ведет себя со всеми, кроме тебя. Его мало заботят последствия. Нет, дочурка, я не думаю, что наше примирение еще возможно.

– Бернат может быть ласковым и заботливым, батюшка, как бы вас это ни удивляло. Конечно, порой он ведет себя как сущий зверь, это правда, – добавила Мерсе, – но со мной Бернат совсем другой человек! – разъяснила она. – Бернат меня любит… – Казалось, эти слова Мерсе адресовала самой себе, а не отцу. – Взять хотя бы историю с вашим допуском во дворец. В конце концов он сдался. И сдастся еще раз. Я хочу, чтобы вы с Бернатом жили здесь, вместе радуясь маленькому Арнау. И вот когда ситуация изменится, а, как сказал Бернат, это скоро произойдет, я попрошу адмирала королевского флота отправиться во дворец епископа и потребовать освобождения Барчи! Клянусь, батюшка! Вы ведь моя семья, – произнесла Мерсе.

– А мать ты тоже считаешь частью семьи? – спросил Уго, не назвав имени Рехины.

– Матушка сошла с ума. Я ничего о ней не знаю. Но если бы она вошла в разум, то, думаю, я бы сумела ее простить…

– Этого не будет, – отрезал Уго.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, дочка, просто доверься мне. – Уго не хотел углубляться в эту тему, опасаясь задеть чувства дочери. И все же он решил прояснить вопрос относительно Катерины. – Ты хочешь, чтобы мы с Бернатом жили вместе во дворце. А Катерина?

Мерсе засомневалась.

– И она тоже, – заявила графиня, хоть и не с той решительностью, какой ждал от нее отец.

Катерина отправилась во дворец вместе с Уго в первый же день, когда Бернат позволил отнести ребенка во двор или в погреб. Но в большинстве случаев, когда у винодела возникала потребность увидеть внука (а случалось это часто), Катерина оставалась в таверне. Куда она наотрез отказывалась идти, так это на этаж для знати.

– Я была рабыней, Уго.