На следующий день после ссоры с новой графиней в таверну снова пришел тот же альгвасил в сопровождении солдата, но уже без Герао и без обиняков пригрозил арестом: дескать, если сей же момент их не ведут в тюрьму, то только из христианского милосердия, ведь он знал, что случилось с мальчиком… Но второго шанса не будет – если они снова побеспокоят семью адмирала, то окажутся в застенке.
Уго поблагодарил альгвасила. Мерсе же ответила молчанием – молчала она и сейчас, по дороге в Пенедес. Уго, напротив, заставлял себя без умолку говорить: рассказывал про вино, вспоминал смешные истории времен их поездки в Сарагосу… Ему хотелось рассказать и о своей жизни, и о своем счастье рядом с Катериной, но он сдерживался, полагая, что это не к месту, если иметь в виду положение Мерсе. И он вернулся к теме вина, для него неисчерпаемой. Мерсе все так же молча шла по другую сторону телеги. Уго заговорил о Маире, о своем детстве. «Что стало с Маиром?» – задумался винодел. Он не слышал о нем уже очень много лет, – вероятно, Маир был убит во время кровавых событий 1391 года. Уго рассказал дочери про вино из Вилаторты и про Дольсу. Он говорил в абсолютной тишине, словно шел совсем один и вслух делился переживаниями. Раньше он никогда так не делал. Уго признался в своей любви, посетовал насчет помолвки Дольсы с ее кузеном и с горечью вспомнил, как согласился сделать особое вино для свадьбы Дольсы, которой не суждено было состояться.
– «Я была счастлива», – произнес он тихим голосом. – Вот что мне сказала Дольса перед смертью.
Мерсе не ответила. Уго откашлялся и продолжил говорить о вине из Вилаторты. Он объяснил, как готовил напиток и заботился о нем, а закончил историей о том, как виноградник перешел к Эулалии. Повествуя об этом, посмотрел на Мерсе и осекся. Она даже не заметила, что он умолк, – завернувшись в одеяло, чтобы защититься от зимней стужи, Мерсе безучастно шла по дороге, и взгляд ее был устремлен в пустоту. «Арнау, графиня, Бернат, Арнау, Арнау, Арнау… Вот какие мысли преследуют ее», – подумал Уго. Сердце его сжалось.
По его прикидкам, Мерсе было около двадцати четырех лет, хотя выглядела она намного старше. Тюрьма лишила ее юности, Бернат – воли к жизни и сына. Но Катерина настаивала, что еще не все потеряно, что жизнь продолжается. «Я потеряла своих детей, – напомнила она Уго, когда они лежали в постели, прислушиваясь к шорохам, доносящимся из комнаты Мерсе. – Моих продали в рабство, для тяжелой работы и унижений, – добавила Катерина, – а ее малыш, слава богу, как сыр в масле катается. Пусть это послужит ей утешением. Бернат умрет, Арнау вырастет и всегда сможет восстановить справедливость». Уго заметил, что если Арнау не узнал свою мать в три года, то не узнает и в двадцать лет. Конечно, если Мерсе к тому времени еще будет жива… А может быть, она вообще умрет раньше Берната, сказал Уго и ужаснулся своей мысли. «Я была рабыней», – начала Катерина, но он ее перебил: их положение нельзя сравнивать. Мерсе выросла в роскошном дворце, вышла замуж за адмирала, была графиней. «Доверься, – настаивала Катерина, – твоя дочь женщина. Пусть Церковь говорит, что мы воплощение греха и должны быть наказаны, а вы этому верите и наказываете нас. – Она заглушила протесты Уго и продолжила: – Ты, может быть, и нет, но большинство мужчин – да. Мы страдаем. Рожаем, Уго, рожаем. Даруем жизнь. Никогда этого не забывай. Твоя дочь – мать, а когда женщина становится матерью – ничто, поверь мне, ничто! – Катерина почти кричала, – не может ее остановить. Но мать умеет и принимать боль – особенно если это во благо ее ребенка».
Уго снова посмотрел на Мерсе. Непохоже, чтобы она была способна бороться, – возможно, она уже примирилась со сложившимся положением вещей…
– Я хочу увидеть свою мать, – внезапно сказала Мерсе.
Уго промолчал. Увидеть Арсенду – женщину, которая заявила Бернату и епископу, что Мерсе – порождение дьявола; женщину, которая призналась, что желала ей смерти?
– Не уверен… – начал Уго, пройдя несколько шагов.
Мерсе остановилась. Уго пришлось последовать ее примеру, осадив мулов.
– У меня забрали сына и угрожают арестовать, если я приближусь к нему хоть на шаг, – сказала Мерсе твердым голосом. – Я узнала, что вы не мой отец и что та, кого я считала матерью, сделала меня заложницей религиозных интриг и затем бросила гнить в тюрьме. Мой муж отрекся от меня и выгнал, как последнюю суку, из дворца, который я считала своим домом. Барча отдала жизнь, чтобы разузнать, куда меня заточили. И наконец, я узнала, что у меня есть мать, убежденная, что ее изнасиловал дьявол, что нечистый дух – мой отец. И она ничего не сделала после моего похищения, хотя вы просили ее помочь. И после всех этих ужасов мне не дает покоя только одна мысль: что я незнакома с собственной матерью.
Отец и дочь взглянули друг другу в глаза. Уго не мог понять, какие чувства обуревают дочь: она не плакала, не смеялась, но с непроницаемым видом повторила те же слова:
– Хочу познакомиться с матерью.