Наследники земли

После визита альгвасила и Герао Уго не оставлял попыток вновь попасть во дворец на улице Маркет. Один из караульных, пожалев слоняющегося вокруг да около винодела, признался, что Берната там нет. Он с королем в Валенсии, куда отбыл из Бадалоны во главе флота из десяти галер. А может быть, уже перебрался в Сант-Кугат-дел-Вальес, где кортесы намеревались обсудить ход войны против Генуи, и откуда уже почти сформированная армада готовилась отправиться на Сардинию. Однако Уго не позволяли даже приблизиться к воротам дворца. «Двадцать шагов от ворот, а не то арестуем!» – пригрозили часовые. Улица Маркет была шириной не более трех шагов, поэтому Уго пришлось отойти от дворца. Несколько раз он видел, как из ворот выходит новая жена Берната, и пытался добиться разрешения у нее, но толку не было. Он обратился с прошением к королю и городским советникам, надиктовав письма одному меняле, который пришел на смену умершему Раймундо и распоряжался солидными барышами от продажи огненной воды. Звали его Игини, был он высокого роста и не дурак выпить, хотя имел одну странность: мог внезапно исчезнуть без всяких объяснений, даже не допив вина или огненной воды. Король не ответил, советники же передали через Игини, что Мерсе больше не жена графа де Наварклес и адмирала каталонской армады, что брак расторгнут и, следовательно, она не имеет права видеться или как-то сообщаться с наследником графа.

И все это, сказал себе Уго, он должен был объяснить Мерсе, которая только что упала в его объятия. Казалось, ни один из них не в состоянии вымолвить хоть слово. Уго несколько раз поцеловал ее в лоб. Она так и стояла, приникнув к отцу, пока не подошла служанка: «Вам не следует утомляться».

Отец и дочь сели на скамейку. Уго взял Мерсе за руку и намеренно длил молчание, рассеянно оглядывая монастырь. Пока имелась только одна галерея – восточного нефа, поскольку строительство западного еще не началось. Перед ними возвышались колонны с капителями, украшенными листьями. Они соединялись друг с другом посредством арок, за которыми виднелись фруктовые сады. Из этих капителей вырастали нервюры, образовывающие арки и своды, которые держали потолок галереи, – по своду на каждую арку. Конструкция напоминала ту, что была внутри нефов, где располагались больные, и имела ту же форму, которую отец Бартоломе когда-то описывал на примере разрезанного пополам кувшина. Винодел улыбнулся своим воспоминаниям.

– Почему вы улыбаетесь? – спросила Мерсе.

Уго отпустил руку дочери и соединил кончики пальцев, изображая ребра арок над их головами.

– Вспомнил, как в былые времена ты здесь играла.

Мерсе прислонилась к отцу. Тот обнял ее за плечи. Они молчали, погрузившись в свои воспоминания.

Уго не смог ей сказать. Искра, загоравшаяся в глазах дочери от одного упоминания Арнау, лишала его сил это сделать. Стоило ей заговорить о сыне, как Мерсе оживала, ее тело, все еще слабое и измученное, наливалось жизненной силой. Пока Уго молчал об угрозах Берната, она говорила об Арнау, спрашивала о нем так живо, с такой надеждой, что отец все больше и больше впадал в уныние.

– Бернат не позволяет мне привести его в госпиталь, – соврал Уго, когда дочь захотела увидеться с Арнау. – Боится, что мальчик подцепит какую-нибудь заразу.

Мерсе жестом прервала его, давая понять, что поддерживает это решение.

– В любом случае врач говорит, что уже скоро я выйду отсюда, – заявила Мерсе.

Катерина не осудила Уго за его слабость. «Но что же мы будем делать, когда она выйдет?» – печально спросила русская.

Они обманывали Мерсе и самих себя еще неделю, до Рождества 1419 года – именно в этот день ее выписали из госпиталя. Уго должен был во всем признаться.

– Мы не хотели, – пытался оправдаться винодел, – чтобы эта новость помешала твоему выздоровлению…

Мерсе взглянула на отца с невиданной доселе яростью, вышла из госпиталя и, вместо того чтобы пойти в таверну, решительным шагом направилась к дворцу на улице Маркет.

– С меня довольно вашей лжи, батюшка! – упрекнула она винодела, когда тот попытался ее остановить.

Уго ничего не ответил и молча последовал за дочерью. Они шли по Рамбле почти до самого моря: мимо прилавков торговцев, среди шума и суеты большого города. Стоял холодный и пасмурный день – и особенно сыро было тут, в двух шагах от моря, в переулке, на который выходили ворота дворца.

– Пустите меня! – потребовала Мерсе у караульных.

В ответ солдаты скрестили копья, не дав ей пройти в мощеный двор.

– Ты кто? – спросил один из караульных.

Второй, по всей видимости давно служивший у Берната, узнал Мерсе и велел первому замолчать.

– Офицер! – закричал караульный.

– Пропустите меня! – приказала Мерсе, поняв, что солдат ее знает.

– Простите, сеньора, – извинился тот. – Офицер! – снова позвал он, желая, чтобы начальник взял ответственность на себя.

– Сальвадор! – воскликнула Мерсе, узнавшая пришедшего на зов офицера.

Тот остановился, поглядел на свою бывшую сеньору, глубоко вздохнул и встал за караульными.

– Что вам нужно? – спросил офицер.

– Попасть к моему сыну, Сальвадор. Я только хочу увидеть Арнау…