Наследства

Жозефа уже несколько раз беспокоили по поводу его эксгибиционизма у дверей школ, и в конце концов он оказался замешан в развратных действиях посерьезнее: несчастный раскрылся перед монашками. Частые рецидивы и странное поведение во время допросов повлекли за собой психиатрическую экспертизу, после которой его поместили в больницу. Она находилась совсем рядом, и Жозефу не пришлось покидать свой регион, что облегчило семейные посещения. Ну а лечение вовсе не улучшило, а лишь ухудшило его состояние. Больных потчевали бессмысленным чтением и скверной музыкой, если только не занимали в каких-нибудь тупых представлениях в бойскаутском стиле, весьма далеких от тех «драмок», что ставил некогда Маркиз.

Жюльетта Муан не смогла воздержаться от ехидных намеков — все они подразумевали, что этого досадного казуса удалось бы избежать, роди Анна-Мари вместо Жозефа девочку. Далее следовал один из паучьих поединков, традиционных для семей.

Жилье было оптимальным, арендная плата умеренной, а расположение удобным, так что сестры оставались на вилле «Нут»; к тому же дела в аптеке шли хорошо, и потому не вставал вопрос о том, чтобы переместить Или бросить торговлю. Когда Жозеф вышел из больницы, феминистки лишь попросили его поселиться в другом месте. К счастью, го-Ремыка устроился в больничную аптеку, где Посреди упаковок ваты и коробок с пилюлями Иногда разоблачался перед какой-нибудь ви-Давшей виды санитаркой. И только штатный столяр брюзжал из-за дырок в дверях, которые приходилось замазывать мастикой.

* * *

Путешествуя из Англии в Египет, Джеймс Маршалл Уилтон иногда проводил пару недель во Франции. Воспользовавшись одним из его приездов, аптекарши расторгли договор об аренде подвала, необитаемого после отъезда Жозефа. Его сдали одной санитарке по рекомендации Жюльетты, которая познакомилась с ней во время посещения психиатрической больницы.

Морисетт Латур была родом с Мартиники. Рано оставшись бездетной вдовой, женщина так и не вышла замуж. Она была черной-пречерной, с огромной грудью, красивым баритоном и густым смехом тучных женщин. В больнице она умела ласково успокаивать сумасшедших, называла их своими дитятками, за неимением собственных коричневых поросяток, и прижимала к груди головы плакавших. Вечерами штопала собственное белье, напевая старые песни рабов, а чаще — популярные шлягеры, услышанные по радио, или читала женские журналы, куря сигареты. Она тоже была одинока, чему способствовала хроническая нехватка денег, ведь большую часть своего заработка она отсылала матери. Старуха жила в деревянной лачуге, серебристой от старости и соленого воздуха, но у нее был лоток на рынке Фор-де-Франса, где перекупщицы в традиционных тюрбанах «мадрас-каланде» веселятся днями напролет, отпуская похабные шуточки. Там-то мать и продавала афродизиаки, предметы культа и брошюру под названием «Чудодейственные молитвы для исцеления всех болезней, написанные монахиней». Эта деятельность была гораздо более прибыльной, нежели ремесло ее дочери, и позволяла старухе тратить на ром и табак все деньги, которые она выманивала у Морисетт.

Последняя чахла от ностальгии по кокосовым пальмам, скалам, рыбацким деревушкам вдоль гулких бухточек. Она мысленно видела Старый форт, Белена д'Эснамбюка на пьедестале, кафе на улице Бленак и чарующие сады Балаты, где расцветали фарфоровые розы. Как ей хотелось рагу из чайота и батата, обжигающего внутренности тем перцем, что носит блаженное имя «бонда-Мам-Жак»! Но она довольствовалась вяленой треской, которую вымачивала в молоке, а затем готовила из нее котлеты во фритюре или жарила ее на масле с грудой кайенского перца и пахучими смесями, чьи испарения поднимались до аптекарш, которые часто на это жаловались.

Время от времени старый спрут с открытки, подписанной большими неуклюжими буквами, зазывал Морисетт полюбоваться им живьем, но она не могла позволить себе поездку. На сорок пятую годовщину мать прислала ей статуэтку Богоматери Лурдской и пресловутую брошюру «Чудодейственные молитвы». Одна из них предназначалась для исцеления «безумных видений и меланхолической чертовщины», и Морисетт выучила ее наизусть, чтобы читать в больнице умалишенным.

* * *

В ту же пору Жюльетта Муан завела с одной посетительницей аптеки дружеские отношения, с самого начала явно окрашенные эротизмом. Сперва она обменялась с этой худощавой дамой с золотисто-каштановыми волосами, камерным фотографом по профессии, детективами, а затем от рассуждений о преступлениях вообще подруги перешли к преступлениям под влиянием любовной страсти, к преступной, запретной страсти, к нетрадиционным связям. Отсюда оставался всего лишь шаг до применения на практике, который был быстро пройден благодаря предшествующему опыту дамы с золотисто-каштановыми волосами.