С Хаессом сказительница распрощалась ещё на улице — у наёмного убийцы имелись некие загадочные «дела», и Далра предпочла не выяснять, какие именно. Проявлять любопытство в подобных случаях здесь считалось верхом неприличия, а с людьми, которые по меркам Гадюшника вели себя неприлично, часто что-нибудь… случалось. Поэтому женщина вслух пожелала Тихоне удачи, а про себя посочувствовала бедолаге, ставшему мишенью для удачливого наёмника.
Порой (нечасто, о, совсем нечасто!) Далра спрашивала себя: не сошла ли она с ума? С головой точно всё в порядке? Хозяин самого зловещего из падашерских притонов был её нежным и преданным любовником, разбойники и убийцы — верными друзьями… Сказительница прекрасно понимала, что пожимает руки людям, отобравшим этими самыми руками множество жизней, иногда — невинных. Понимала… и закрывала на все преступления глаза. Ей было так легче и удобней. Удобней при случае попросить помощи, легче позаботиться о любимом человеке… Далра могла стать хорошим другом, но оставаться хорошим человеком было уже за пределами её возможностей. Она могла совершать бескорыстные поступки, но слишком явственно осознавала, что ничего за них не получит, а потому лучше на каждом шагу просчитывать, какую выгоду можно извлечь из того или иного действия.
Иногда — нечасто, слишком уж нечасто! — осознание собственной порочности Далру угнетало. Тогда она горестно вздыхала… и отмахивалась от неприятных мыслей. Что сделано — то сделано, и она такая, какая есть. А милые, добрые люди не слишком-то задерживаются на этом свете.
Так сказительница поступила и на сей раз. Помотала головой, чтобы окончательно выветрить дурные переживания, открыла массивную деревянную дверь, ведущую в полутёмный узкий коридорчик, и решительно шагнула вперёд. Миновала несколько таких же крепких, дверей, как и входная, украшенных внушительных размеров замками (здесь жили доверенные люди хозяина «Пьяного черепа») и остановилась перед входом в спальню Аштаркама. Подняла руку, постучала. Изнутри донеслось:
— Не заперто.
— А если это стража Правителя? — широко улыбнулась сказительница, заходя в комнату. Аштаркам беззаботно пожал плечами, пряча маленький двухзарядный арбалет:
— Вряд ли Правителю в ближайшее время понадобится убивать свою стражу таким экстравагантным способом. Элиос, Далра. Рад, что ты наконец добралась, я уже начал волноваться. Иди сюда.
Бывший жрец заключил возлюбленную в объятья, пинком захлопнув дверь — раздался характерный щелчок запирающего механизма. Как-то раз Далра спросила Аштаркама, что будет, если в его спальне забаррикадируется враг. Тот хмыкнул:
— Во-первых, у меня есть ключи от всех здешних дверей — и копии этих ключей в надёжном месте. Во-вторых, сюда можно пройти и другим способом.
Каким именно, Аштаркам уточнять не стал, а Далра не углублялась в расспросы. Эта тема тоже очевидно относилась к запретным в Гадюшнике.
Спальня бывшего жреца не поражала роскошью — по крайней мере, на первый взгляд. Стены обиты тканью цвета гречишного мёда, на полу — множество циновок, чуть поодаль от очага валялись львиная и медвежья шкуры, а по углам комнаты небрежной рукой брошены подушки, заменяющие гостям стулья (новомодные причуды, завезённые из дикарских земель, хозяин комнаты не уважал, если они не касались чего-нибудь колющего или режущего). Оружие, конечно, тоже имелось: пара мечей висела напротив входа, массивная алебарда — над дверью, а несколько кинжалов и арбалетов было запрятано по тайникам. Остальной свой немаленький арсенал Аштаркам хранил в небольшой комнатушке, примыкающей к спальне — эдакая клеть, доверху забитая всевозможными шедеврами кузнечного искусства. Далре довелось несколько раз там побывать, и впечатлений хватило надолго.
Посреди комнаты, возле очага, стоял низенький двенадцатиугольный стол на двенадцати же плоских деревянных ножках, в нижней части которых были вырезаны старинные дома с крышами-куполами. Насколько было известно Далре, под одной из ножек как раз располагался тайник с кинжалом. Столешница была выполнена из перламутровых пластинок, сложенных в затейливый узор: звезда, запутавшаяся в паутине. В центре столика уютно устроился пузатый кофейник, точно мать-утка, гордая потомством, и несколько чашек, словно утята, расположились рядом.
Ближайшую к столику стену подпирал массивный дубовый шкаф, запертый на целых два замка — в нём хранилась знаменитая на весь Гадюшник, а то и на весь Падашер, коллекция ядов. А ещё (но это знали лишь самые близкие Аштаркаму люди) там лежало несколько книг, недельный запас портов и пара домашних халатов.
Больше в комнате не водилось никакой мебели. Место как место, ничего особенного. И лишь потом посетители, настроенные увидеть груды золота и драгоценностей, начинали понимать, что столик и шкаф — старинные, работы лучших падашерских мастеров прошлого столетия, что шкуры стоят целое состояние, оружие вообще бесценно, а праздничная мантия Правителя Падашера сшита из той же материи, которой Аштаркам завесил стены. Бывший жрец любил такие милые шуточки.