Наследство в глухой провинции

– Не за что… Вообще-то Александр Игнатович нас ругал: не наблюдение, а охрана! «Вы не должны допустить, чтобы и с Ларисой что-то случилось!..» Но видно, такие мы вот тупые солдафоны. «Наружка» говорим. У меня помощник – бывший мент, вот мы все и нахватались…

Он посмотрел на мое неприступное лицо и отчего-то вздохнул.

– Молодость безапелляционна. Вы уже все про себя решили, всё о нас, бедных, знаете, не так ли?

Я на мгновение заколебалась. Ну, знаю. И не только я. Вон Фёдор небось не отстанет от них, пусть хоть Бойко и умрёт.

Шувалов не стал больше выяснять со мной отношения, а протянул мне визитку:

– Мои телефоны. По всем вопросам, связанным с поставкой товара, можете обращаться ко мне. Я должен буду провести с вами несколько консультаций. Это указание Александра Игнатовича. Конечно, бесплатно.

– В воскресенье я возвращаюсь домой, – сказала я.

– Насовсем? – По его лицу скользнула словно гримаса: мол, говори-говори, а вернёшься обратно как миленькая. – Неужели трехдюймовые глазки Фёдора Михайловича не зажгли огонь в вашем сердце? Напрасно, Лариса Сергеевна, вы бросаетесь таким мужчиной. Поверьте мне, как человеку, который прошёл Россию от Читы до Бреста и всякого повидал, Михайловский – незаурядный человек.

– «От Москвы до Бреста нет такого места, где бы ни скитались мы в пыли!» – речитативом пропела я.

– Похоже, – кивнул он, – но я не нарочно. Так получилось.

Дух недоброжелательства в салоне машины сгустился до осязаемого, причём на первый взгляд причин для неприязни вовсе не было.

Глава семнадцатая

– А ведь вы меня не любите, – неожиданно для самой себя сказала я. – Вы невзлюбили меня с первого взгляда. Только не пойму, за что?

– Я вас невзлюбил? – изумился Шувалов. – Но с чего вы это взяли?

– Вы всегда так разговариваете со мной, будто я – какая-то недостойная женщина. Словно даже с брезгливостью. Можно было бы подумать, что это из-за связи с Михайловским, но мы с вами увиделись ещё до того… До того, как Михайловский у меня остался!

Чем дольше я говорила, тем больше заводилась. Теперь я была уверена в откровенной неприязни Шувалова, и отчего-то мне это было небезразлично. У меня в жизни ещё не случалось такого, чтобы мужчина относился ко мне с явной неприязнью. Что он обо мне думает? Что я ему плохого сделала? Разве Федор женат? Или я замужем?

В общем, неожиданно для себя я заплакала. Зарыдала. И мне самой это казалось совершенно необъяснимым. Я рыдала так горько, что Шувалов, кажется, испугался.

– Лариса Сергеевна! Лариса! Лара! Возьмите себя в руки, нельзя же так!

– Вам можно, а мне нельзя?

– И мне нельзя, – грустно сказал он и, остановив машину, протянул мне носовой платок.

– Не надо, у меня есть, – всхлипнула я, но платок взяла.

– Подумать только, я старше вас на двенадцать лет. Это целое поколение. Я умею пользоваться компьютером и мог бы купить себе самый навороченный ноутбук, но по привычке пишу в блокноте шариковой ручкой. Военным уже давно разрешены разводы, но я живу с женой… В общем, с женщиной, которая… Бог снизошел к моей глупости, и не дал нам детей…

– Как вы можете так говорить? – возмутилась я, у меня даже слезы сразу высохли. – Ведь дети…

– Что – дети? – Он опять посуровел.

– Дети примиряют нас с жизнью.

– Ах вы, мой маленький философ, – усмехнулся он, притянул меня к себе и осторожно коснулся моих губ; без всякого намека на чувственность. И тоже, слегка передразнивая меня, проговорил в песенном ритме: – «Почему ты мне не встретилась, юная, нежная, в те года мои далекие…»

Это был как гипноз. Потом я объяснила для себя: наверное, всякий настоящий командир или руководитель хотя бы в малой степени им обладает. Потому что в тот момент на меня нашло умопомрачение. Скажи мне Шувалов: поехали со мной на край света, в тайгу, глухомань, где мы будем жить в охотничьей сторожке, – я бы пошла за ним, даже забыв предупредить родителей, подругу Олю, не вспоминая об оставленной фирме и вообще своём деле. Это просто не лезло ни в какие ворота, тем более что о предполагаемом браке с Михайловским я раздумывала до сих пор…

Хорошо, что Шувалов только на миг прикоснулся ко мне, а потом отодвинулся и уже больше не пытался приблизиться.

А я сидела, тщетно пытаясь унять мелкую дрожь, которая сотрясала каждую частичку моего тела. Я будто заглянула в бездну, из которой на меня потянуло дурманом, забвением, бесконечным полетом вниз, от чего, наверное, останавливается сердце.

Уеду срочно я из этих мест! Но Шувалов уже выпустил меня из своего магического круга. Освободил. И сам при этом застегнулся на все пуговицы и опять стал недоступен.

– Вы ведь тоже меня не очень жаловали, а, Лариса Сергеевна?

– Ну ещё бы. Чуть ли не в день приезда узнать о вас… – Я запнулась.

– Ну и что гласит обо мне народная молва?

Даже слова он говорит одни и те же, что Александр Бойко. О нем гласила не молва, а внутренние органы. Имеется в виду не человеческие, а органы общества. Но я не стала уточнять.