Наследство в глухой провинции

Мы оба спали как убитые. Федор даже проснулся только по звонку будильника, поставленного на половину седьмого. Эти полчаса я выторговала у него с превеликим трудом и теперь была уверена, что чувствую себя более-менее сносно лишь благодаря им.

Фёдора я покормила завтраком, и он, уходя, поцеловал меня, потом слегка отодвинул от себя и сказал строго:

– Валерию не балуй, не давай ей залеживаться. Пусть встанет в половине восьмого, сделает зарядку…

– Хорошо-хорошо, товарищ майор, разберёмся.

– Сегодня постараюсь прийти пораньше. А ты сиди дома.

С этими словами он ушёл, а я подумала, что Леру не стану будить раньше, если сама не встанет. Завтрак себе ей готовить не придётся, я уже все приготовила. А умыться и одеться – хватит десяти минут. Вполне успеет, если встанет в восемь, – до школы идти минут пять.

Я вымыла посуду, походила по кухне – что-то мне мешало. Я никак не могла слиться, что ли, с окружающей обстановкой, почувствовать её в себе… То есть я продолжала ощущать и свои отношения с Фёдором, и своё присутствие в его квартире как нечто инородное, мне несвойственное… Может, Фёдор просто поторопился сделать мне предложение, потому что считал, что должен был это сказать?

Я, например, знала одного журналиста в окружении Коли Дольского, который был женат пятым браком и старался жениться на всех, с кем спал. Браков оказалось пять не потому, что именно столько у него было женщин, а потому, что у некоторых хватило ума отвечать браколюбцу отказом…

До пробуждения Валерии у меня оставалось еще полчаса, и я опять вернулась к мыслям о разыгравшейся вчера в Костромино трагедии. Что-то мне не все было здесь ясно.

Ну давай, Киреева, думай! Ты, конечно, не сыщик, и в юридическую сторону вопроса тебе не следует и соваться, но в логике-то ты всегда была сильна.

Вот, например, откуда взялись деньги у сотника Далматова? Не государство же субсидировало его дорогущую виллу за городом. И «мерседесы» для его банды… Пардон, сотни. Значит, какой-то бизнес у псевдоказаков был. И вряд ли легальный.

А всё этот противный Михайловский! Он как-то обмолвился про падение Далматова, а рассказать всё не соберётся: то по делам убежит, то заснёт…

В любом случае в глазах общественности Далматов не хотел выглядеть преступником. Тогда его организация получила бы репутацию бандитской, и он со своей сотней мог лишиться государственной «крыши» как представитель возрожденного казачества. Он просто обязан был прикидываться законопослушным гражданином…

Ох, и накрутила же я! Можно подумать, в маленьком Костромино буквально бандит сидит на бандите!

Я всё-таки за завтраком успела спросить Федора, известно ли уже ему, кто в милиции информировал о происходящем сотника Далматова.

– Да что там знать! Особого расследования и проводить не пришлось. Этот сержант вдруг начал красиво жить. Купил импортную тачку, дом стал строить…

– А вы уже знаете, кто был тот молодой человек, которого костроминская молва посчитала любовником тети Липы?

– Успел сбежать, стервец! Этот выродок его как раз и предупредил. Никуда он не денется, найдём!

Вот и всё, что он мне пробурчал весьма неохотно и невнятно, потому что не мог оторваться от ужина.

Так и в будущем на все вопросы о его работе он скорее всего будет только мычать…

Постойте, а листок? Что за листок был у тётки в шубе? Федор что-то о нем промычал, а толком так и не объяснил. Опять пытается отложить рассказ на потом. Всё-таки какое свинство! Я стараюсь, помогаю этому Михайловскому, а он до сих пор держит меня в неведении! Я ведь перед сном его спросила:

– Федя, что такое «Антитеррор»?

Он тяжело вздохнул. Не любит, видите ли, отвечать на вопросы! Пусть побудет в шкуре тех несчастных, которых он сам мучает.

– Долгая история… Буду я полночи тебе её рассказывать! Можно подумать, больше нам заняться нечем. Давай отложим на завтра. Я приду пораньше…

Что же это за история такая, если я уже третий подход делаю, а вес взять никак не могу. То есть Федька ушел в глухой отказ. Хорошо же, я тоже ничего ему рассказывать не буду!

Никогда не говори: не буду. Потому что рассказывать пришлось. Вернее, пересказывать. И о разговоре с Бойко, и о том, как я вернулась домой, а там уже стоит контейнеровоз, и грузчики ждут моих указаний.

Не рассказала я только про посещение магазина Бойко. И про те импортные тряпочки, что я там купила. Рассудила, что, в конце концов, Александр Игнатович мне не чужой. Он любил мою тётку, и вполне понятно его желание сделать мне приятное. А то, что он отнёс меня к разряду почётных гостей… Почётная и есть. Я могла быть его родственницей, если бы в своё время Олимпиада Киреева снизошла к его чувствам.

Так я себя успокоила, потому что мне надоело терзаться укорами совести, клеить ярлыки и прочее. Симпатичный мужчина подарил мне кое-что из вещей… как жалко, что рядом со мной не оказалось моей верной подруги Оли. Она смогла бы подвести под его широкий жест куда более основательную базу.