Наследство в Тоскане

– Ваш муж, должно быть, творческий человек, – продолжила Катерина, засовывая в раковину чугунную сковороду. – В творческих людях есть что-то очень привлекательное, вы согласны?

– Си, – ответила Лилиан.

– А Антон художник, – невзначай заметила Катерина. – Вы знали об этом?

Лилиан вспомнила, каким восхищенным он ей показался, когда она сказала, что хотела бы иметь в руках кисть, чтобы запечатлеть облака.

– Нет, я не знала. А какой именно художник?

– Он пишет маслом. И очень хорошо.

Лилиан тихонько улыбнулась.

– Я и удивлена, и не удивлена.

– Как это?

– Потому что в нем видна художественная душа.

Это проявлялось и в том, как он говорил про вино, и в удовольствии, и в более глубоком восприятии всего вокруг.

Потом Лилиан с Катериной вернулись к столу выпить с мужчинами граппы. Как только в разговоре возникла пауза, Катерина воспользовалась возможностью сменить тему.

– Антон, я рассказала Лилиан о твоем творчестве.

Все вокруг затихли. Антон выпрямился в кресле и, наклонив голову, начал слегка сердитым тоном:

– Кат…

– Я не удержалась! – оправдывалась она. – Само сорвалось.

– А что, это секрет? – невинно поинтересовалась Лилиан.

Доменико хлопнул ладонью по столу.

– Я тоже об этом спросил в первый же день, когда мы повстречались с этим человеком. Антон, почему ты никому не показываешь свои картины? Они очень хороши. Они достойны того, чтобы их видели и наслаждались.

– Я не рисую для других людей, – ответил Антон. – Только для себя.

– А что вы рисуете? – спросила Лилиан, отхлебнув граппы.

– Да ничего такого, – ответил Антон.

– Он рисует Тоскану, – сказал ей Доменико. – У этого человека на все свой, свежий взгляд. И у него уникальный стиль. Может, потому, что он англичанин… Не знаю.

Лилиан выпрямилась и оперлась подбородком на руку. На ее губах появилась затаенная усмешка.

– Я могла бы догадаться.

Антон тоже выпрямился.

– Почему вы это сказали?

– Потому что я заметила, как вы смотрите на облака, горы и деревья. Как будто не можете дождаться, чтобы перенести их на холст. Я раньше не понимала этого, но сейчас поняла. И сегодня, когда я сказала, что хотела бы держать в руках кисть…

– Да.

От ветра, дунувшего в окно, язычки свечей над столом задрожали. Все молчали, и Лилиан почувствовала, как от выпитой граппы по всему ее телу разбегается приятное тепло.

Доменико сказал низким, командным голосом:

– Антон, отведи ее в мастерскую. Иначе она всю ночь не заснет, думая, что мы просто разыгрываем ее, расхваливая твой талант, потому что ты тут хозяин. – Он обернулся к Лилиан. – Откуда нам знать, может, он рисует как трехлетний ребенок.

Лилиан откинулась на спинку стула и рассмеялась.

– Сомневаюсь.

Доменико махнул рукой.

– Антон, отведи ее.

Франческо согласился с ним.

– Да, Антон. Отведи ее наверх. Покажи ей картину-другую. Ну какой от этого будет вред?

Взгляд Антона не отрывался от нее ни на секунду.

– Хорошо. Пойдемте, Лилиан. Но обещайте быть снисходительной.

Она улыбнулась ему.

– Я всегда снисходительна.

Они встали из-за стола. Антон сказал:

– Вы все тоже можете пойти. Я знаю, что вам не терпится узнать, что она скажет.

– Ну вообще-то да, – сказал Доменико, поднимаясь и следуя за ними к двери, пока Катерина задувала свечи на столе.

Антон провел их по дому и через открытый внутренний двор, который напоминал монашескую келью. Они вошли в здание с другой его стороны и поднялись на второй этаж, где подошли к дубовой двери. Антон распахнул ее и включил висящую люстру.

– Тут ужасный свет, – сказал он. – Я никогда не рисую по вечерам, но днем тоже редко тут рисую. Это практически только склад.

Лилиан вошла и тут же пришла в восторг.

– А где же вы работаете, если не здесь? – она медленно прошла вдоль дальней стены, глядя вниз на десятки картин, стоящих на полу, прислоненных одна к другой.

– Снаружи, – ответил он.

Она увидела у другой стены три сложенных мольберта и маленький столик, на котором стояла открытая стальная коробка, полная использованных тюбиков краски.

Доменико, Катерина и Франческо тоже вошли в мастерскую вслед за ними, но стояли молча, глядя по сторонам.

Антон остался у двери, засунув руки в карманы, и Лилиан видела, как ему все это мучительно – как будто бы они шумной толпой ворвались в его личную жизнь. У нее даже заныло в груди, и она пожалела, что все остальные тоже пришли за ними. Лучше бы они были вдвоем. Если бы они были одни, ему было бы комфортнее.

– Можно? – спросила она, указывая на несколько холстов под окном на полу.

Он кивнул.

Лилиан присела на корточки и просмотрела несколько картин среднего размера. Краски были яркими, живыми, но сдержанными. И во всем была нежная, протяжная зрелость. От картин исходило чувство покоя.