В среду все еще никого не было. Даже на вывеску никто не обратил внимания, кроме тех, кто ночью шандарахнулся об нее головой. И Гамбо накрыла глубокая депрессия. Он прогнал единственного человека, который поверил в его компетентность. Теперь ему просто не на ком было проверить свои способности. Кроме того, у тех, кто говорит об ипотеке, наверняка еще есть, чем можно поживиться, иначе говоря, у них есть, чем заплатить. Гамбо бросил все и понесся на кладбище.
Он бродил по бесконечным аллеям новоорлеанских кладбищ, похожих на маленькие сонные города. Бело-серые склепы высотой в несколько метров напоминали дома, проходы между ними — улицы. Он в них заблудился и начал спрашивать встречных о Джозефе. Его клиент не успел даже визитку оставить, так быстро Гамбо его отшил. Однако имя он запомнил. Два дня с утра до вечера он слонялся по лабиринтам города мертвых, но Джозеф как сквозь землю провалился. Может, и сам за это время умер. Впрочем, Гамбо не сдавался. Он будет искать его жену. Ее изображение на фарфоровых портретах, закрепленных на фасадах склепов. Дохлый номер, — сказал Грегор. — Спокойно, — возразил Гамбо, — муж и жена, столько прожили вместе в любви и согласии, что несчастный вдовец не может улыбнуться и через десять лет после ее смерти, — такие супруги должны быть похожи друг на друга. Речь не только о походке, это общеизвестно, но и о чертах лица, которые тоже становятся одинаковыми. Лицо вдовца он запомнил. Снова бросился на кладбище. И нашел-таки на фарфоровом медальоне изображение крепкой женщины, с лицом точь в точь как у его клиента Джозефа. И принял решение дождаться его здесь.
Прилег за склепом, мрачно прислушался к отзвукам бравурных мелодий, которые ветер доносил до места вечного упокоения, и начал ждать своего клиента.
В последний день перед Марди Гра, когда напряжение в городе нарастало со скоростью прилива, Грегору Граднику было не до безнадежного бизнеса Гамбо. Его квартиру взломали. Взломали пожарные. Когда он днем вернулся домой, оторвавшись от компьютера Блауманна, загруженного меланхолическим веществом, пожарных как не бывало. Как и двери его квартиры. На петлях едва держались куски раскромсанного дерева. В коридор из-за дверей высовывались головы соседей.
Утечка газа, произнесла одна из голов, страховая возместит ущерб.
На полу разбросаны посуда, книги, предметы одежды. Перевернутая бутылка с молоком. На полу были и его пишущая машинка, которая уцелела, и радиоприемник, который был сломан. Здесь явно бесилась рота циклопов. Судя по следам, оставшимся после них: на его записях для мастер-класса креативного письма отпечатался след огромной подошвы. Резиновой, с протектором. Он смотрел на этот след, как Пятница, который впервые увидел след местного каннибала, как шерпа — отпечаток ноги йети в Гималаях.
Грегор сел на кровать и уткнулся головой в ладони. Потом начал набирать телефонные номера.
Ближе к вечеру дверь кое-как починили. Накануне праздника больше ничего сделать не удалось. Тут вошел Гамбо. Пришел прямиком с кладбища. Вошел без стука. Через разоренное пространство устремился прямо к холодильнику. Схватил банку пива и опустошил ее одним глотком. Упс. Взгляд его был до краев полон гнева и укоризны.
«Этим ты меня окончательно уничтожил», — сказал он и, чпокнув, откупорил еще одну банку. «Еще вот столько». Это означало, ему еще вот столько надо сказать.
«Я уничтожил?» — Грегор безнадежно посмотрел вокруг.
«Ты погорелец. Этим ты меня уничтожил».
На рубашку ему лилась пивная пена, по вискам стекали горячие капли. На мокром лице было выражение глубокой укоризны.
«Так ведь не сгорело».
«Это неважно. Ты меня уничтожил».
«Я — тебя?» Грегор почувствовал, как во всем теле начинается клокотание. Это кровь вскипала в жилах.
«Именно ты, именно меня, да-да. Ты уничтожил мою фирму. Кто же переступит порог дома, где произошло бедствие? Куда нагрянули дебилы-пожарные и вышибли дверь. Кто же придет сюда смеяться?»