Настасья Алексеевна. Книга 4

Словом, в Баренцбурге все с нетерпением ожидали возвращения Настеньки. О том, как к ней относятся в посёлке, она узнала от четвероклассника Володи. Любознательный серьёзный паренёк как-то встретил Настеньку на улице и неожиданно попросил:

– Настасья Алексеевна, можно мне зайти к вам домой? Я хочу посмотреть, как вы живёте.

– Можно, конечно, – ответила педагог по образованию, не считавшая нужным отказывать ребёнку, – только я живу как все, я ведь такой же человек.

– Нет, вы не такая же, – ответил Володя, вышагивая рядом с учительницей. – Вы переводчица.

Вот оказалось в чём дело – не в том, что она учит английскому, а в том, что она переводчица. Да, переводчица в Баренцбурге была одна единственная на полторы тысячи населения посёлка. Именно это вызывало восхищение у мальчика, и, наверное, не только у него. Правда, она забыла про переводчика из консульства. Но этот молодой весёлый парень общался в другом мире, в других кругах, а Настенька была ближе.

6.

Рабочие дни полетели стремительно и почти незаметно. Впрочем, рабочими у Настеньки были все дни. На то и ненормированный рабочий день, чтобы работать, фигурально выражаясь, сутки напролёт без выходных. Евгений Николаевич волею случая ставший большим начальником (как говорили в шутку норвежцы, он вроде второго консула или даже посла на Шпицбергене) просиживал в своём кабинете до полуночи, изучая документы о статусе архипелага в связи с Парижским Договором, истории появления на нём русских, норвежское законодательство, экономические отношения с различными фирмами. То же самое делала и Настенька, переводя новые материалы, поступающие факсом из конторы губернатора или от владельцев норвежских фирм.

Почти каждый день они вылетали на вертолёте в Лонгиербюен для знакомства с представителями норвежской власти на Шпицбергене, куда входила губернатор Анна Кристин Улсен, весьма обаятельная женщина высокого роста, так что ей приходилось почти постоянно склонять голову при беседах, обладающая мягким тихим голосом, но строго подходящая к делам, горный инспектор Вик, второе лицо на архипелаге после губернатора, тоже высокий, как многие норвежцы, жизнерадостный человек, если можно так сказать, глядя на его всегда приветливое и радостное выражение лица при встрече с русскими, и начальник полиции Лаксо Кетиль, который, как и полагается полицейскому, всегда выглядел в форме подтянутым, строгим, с напряжённым взглядом, ожидающим от собеседника какой-нибудь неприятности. На встречах с ними почти всегда присутствовал их переводчик Борд, невысокий худенький паренёк, неплохо, но с ошибками говорящий по-русски, очевидно, самоуверенно думающий, что прекрасно владеет иностранным для него языком. Начальник полиции тоже знал русский и обходился без переводчика. Если же Борда не было, переговоры велись на английском языке, и Настенька переводила, чувствуя свою полезность и значимость.

У Евгения Николаевича были дела и в туристической фирме СПИТРА, и в магазине, называющегося по-норвежски бутикен, и в госпитале, и на почте, да мало ли где ещё дела у уполномоченного представителя, занимающегося всеми политическими и хозяйственными взаимоотношениями между российскими и норвежскими посёлками?

Вечерами после ужина они иногда вдвоём ходили в плавательный бассейн. Большой, пятнадцать на двадцать метров, заполненный подогретой до двадцати-двадцати двух градусов морской водой из фиорда, он был прекрасным местом отдыха для натруженного за день тела. Настенька не любила спускаться в воду по ступенькам лестницы, предпочитая нырять с бортика в глубину, проплывать несколько метров с раскрытыми глазами под водой и выныривать совершенно неожиданно перед плывущими по поверхности пловцами, сразу же откидываясь в сторону, и саженками стремительно добираться до одного конца бассейна, оттолкнуться от борта ногами и так же быстро устремляться в противоположную сторону. Так челночком она проплывала по десять – пятнадцать – двадцать кругов. Это немного напоминало ей Чёрное море в Ялте, где она любила плавать с Володей, забираясь за буйки, где никто не мешал вволю плавать и нырять. Там, на глубине, подводный мир в проникающих глубоко лучах солнца с далёким едва просматривающимся каменистым дном и проносящимися над ним рыбками казался фантастически прекрасным. Здесь не было подводных валунов, не было рыб, да и солнце не скоро должно было появиться, и всё-таки это морская солёная вода была хороша сама по себе, легко держала тело, пахла морем.

Евгений Николаевич плавал вразмашку, брасом, но чаще переворачивался на спину и, не торопясь, двигался по воде, рассматривая стеклянную крышу и едва заметные сквозь запотевающие окна ночные звёзды или большое красивое панно на одной стене бассейна с изображением ныряющих дельфинов.