Наставник и чудотворец

Приехал однажды племянник писателя Антона Павловича Чехова Михаил Чехов, московский актер. Увидев фотографию Чехова, старец сказал: «Вижу проявление духа». И когда Павлович поехала в Москву, он «за послушание» велел ей пойти к актеру и пригласить его в Оптину. Тот приехал. Старец долго беседовал с ним, благословил его и запретил ему уезжать за границу. «Вы там потеряете связь с душой русского народа», — сказал он.

Н. Павлович вспоминает, что она в последние месяцы перед закрытием Оптиной перед повечерием ежедневно бывала у отца Нектария. Он просил ее почитать ему что-нибудь вслух (как и матушку Евгению Рымаренко). Но тут выбор чтения был несколько иной, чем в случае с матушкой, — читались вслух стихотворения Пушкина, сказки, собранные А. Н. Афанасьевым, а также сказки, собранные братьями Гримм. Пожелал старец познакомиться и с новой поэзией, и Павлович читала ему стихи своих друзей — Блока, Ходасевича. Упомянута в связи с этими чтениями книга немецкого историка Шпенглера «Закат Европы». Старец расспрашивал и Чехова, и Павлович о состоянии сегодняшней культуры — что происходит с народным образованием, что в театрах, какие выходят книги… Михаил Таубе (монах Агапит) по благословению старца записывал многое из того, что он говорил, но эти записи не сохранились. Часто бывал у старца отец Никон (Беляев), будущий преподобный, исповедовался у него, беседовал. Отец Нектарий благословил его принимать мирян, исповедовать, отвечать на вопросы, вообще окормлять духовно.

За неделю перед Страстной, в марте 1923 года, во второй раз арестовали в обители архимандрита Исаакия, а вслед за ним владыку Михея и нескольких из старшей братии. В тюрьму была превращена хлебня. Накануне Страстной арестовали отца Никона — было Вербное воскресенье.

Именно в этот день власти объявили монастырь окончательно закрытым. Ликвидационная комиссия особенно заботилась об «изъятии ценностей», поэтому арестованных монахов вызывали на допрос. Власти подозревали, что оптинцы многое из ценного спрятали. Казанский собор по просьбе жителей деревни Стенино оставлен был на время как приходской и там позволено было служить отцу Никону.

В дневнике, который вела тогда мать Л. Бруни монахиня Анна, следуют записи:

«1 апреля. Арест отца Никона (Беляева). Арест в семь часов Л. В. Защук.

3 апреля. Освобожден владыка Михей с келейниками. Около двух часов дня арестован сотрудник музея Таубе.

5 апреля. Освобождение из-под ареста М. М. Таубе и всех, кроме отца Нектария и Л. В. Защук. Около шести часов предъявлено обвинение отцу Нектарию (Тихонову) в сокрытии ценностей. Отъезд из Оптиной под конвоем в город Козельск отца Нектария (в больницу) и Л. В. Защук (в арестный дом).

17 апреля. Снятие караула с отца Нектария…

27 мая. В пять-семь часов «товарищи» Панков и Кузовков — раздача вещей из хибарки старца Нектария».

Казанский храм как приходской действовал до 18 августа 1923 года — в этот день его опечатали.

О моменте обыска в келлии старца сведения вспоминавших это или писавших с чужих слов — как и о его аресте — несколько разнятся. Но в целом картина ясная.

Мать Нектария писала: «В келлию свою старец никого никогда не впускал, так что келейники не знали, что там находится. Когда же пришли описывать его имущество, в первый раз вошли туда и келейники. И что же увидели? Детские игрушки! Куклы, мячики, фонарики, корзинки! Делавшие опись спрашивают: «Зачем это у вас детские игрушки?» А он отвечает: «Я сам как дитя». Нашли у него церковное вино и консервы — он им и говорит: «Выпейте и закусите». Они и распили вино. Во время ареста у него распух глаз, и его поместили сначала в монастырскую больницу, а потом в тюремную. Когда он выезжал из монастыря (на санях), последние слова его были: «Подсобите мне» — это чтобы ему помогли влезть в сани; сел, благословил путь свой и уехал».

Протоиерей Василий Щустин вспоминал случай (рассказал его матушке Нектарии): «После отъезда отца Нектария из Оптиной в его келлию большевики привели некоего оккультиста для обнаружения, как они думали, скрытых здесь сокровищ. Известно, что они широко пользовались оккультными силами для своих целей. Была ночь, в келлии горела керосиновая лампа. Колдун-оккультист начал свои чародейства, и, хотя лампа продолжала гореть, в комнате наступила тьма. Здесь находилась одна монахиня… Она взяла четки отца Нектария и ими начертала крестное знамение. Сразу стало светло, а чародей бился на земле в конвульсиях эпилептического припадка».

Отец Петр (Швырев), младший келейник отца Нектария, вспоминал: «Арест. Во время первого допроса батюшка молчал. Потом ему говорят: «Вы озлобляете своим молчанием». — «А Господь Иисус Христос тоже молчал, когда Его допрашивали»».