Настоат

На сцену выходит сухая, длинная, как жердь, увешанная золотом и серебром матрона. С виду и не скажешь, что она тоже карлик. Драгоценности ее горят ярче прожекторов, ослепляя и соблазняя недоумевающих зрителей.

Господа, не надо волнений! Соблюдайте спокойствие! Это не более чем антураж, реквизит, декорации: все алмазы – ненастоящие. Единственные подлинные среди них – те, что сверкают на шпаге Начальника следствия. А это говорит лишь об одном: мои слова и сдержанный, чопорный образ матроны непременно проторят дорожку к сердцу Дункана Клаваретта. Почва уже готова, взрыхлена, осталось только примерить на себя роль сеятеля, жнеца и вольного хлебопашца.

Милая публика! Наверняка вы прочитали либретто и знаете, что впереди – партия Алчности. Конечно, она до боли знакома каждому из нас – но все же, прошу, слушайте, не перебивая!

Гениальная актриса, взгромоздившись на левое плечо Дункана, готова явить миру свой несравненный талант и «скромное обаяние буржуазии».

Встречайте!

– Дункан, я оглядываюсь по сторонам, и знаете, что я вижу? Блеск и нищету Великого следствия. Огромные потоки средств идут в замок Курфюрста, где бесследно исчезают в бездонных карманах Правителя, Деменцио Урсуса и их приближенных.

А это ваши деньги! Вы единственный, кто зарабатывает в Ландграфстве, остальные – лишь тратят. Не спорю, следственная гвардия купается роскоши и богатстве, но этого мало! Весь Капитал – подчистую – должен принадлежать вам.

Курфюрст и Деменцио ненавидят аристократов. Вы – тоже. И это правильно! В нынешнем мире вопросы именитости и знатности рода архаичны и ретроградны. И уж тем более благородное происхождение не должно служить индульгенцией, мотивом для отпущения грехов, или – того хуже – путеводной звездой, критерием при продвижении по иерархической лестнице. Местничество должно быть искоренено, выжжено каленым железом! Возможно, Иненна или Энлилль как представители древнего нобилитета могли бы с этим поспорить, но мы-то с вами понимаем, что власть должна принадлежать не Роду, Тейпу, Трайбу, Гильдии или Патрицианству – но Буржуазии и Капиталу.

Ирония заключается в том, что Деменцио и Курфюрст сами давно забронзовели и стали дворянством: голубизна их крови и белизна кости затмевают собой сияние солнца! Следует раз и навсегда выбить из-под аристократии ее материальную базу, лишить средств к существованию, а затем… забрать их себе! Ибо «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» – проси милостыню, стоя на паперти! «Но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся». Доколе? Пора положить конец сему вопиющему беспределу! Все деньги мира должны принадлежать не Дворцу, Курфюрсту и его челяди, и тем более не Деменцио Урсусу, а Великому следствию и Следственной гвардии. А уж распорядителем финансов, разумеется, будете вы – ибо никто иной не достоин!

Таков идеальный порядок: «мы наш, мы новый мир построим: кто был ничем, тот станет всем»!

Примадонна, Вы бесподобны! Это – одна из самых блестящих и одновременно простых, бесхитростных партий. Я счастлив, что благосклонная публика заваливает вас цветами.

Дар убеждения, который вы передали мне, своему резонеру (я бы даже сказал – импресарио), не оставляет Дункану возможности для маневра. Никаких сомнений: мои мысли – его мысли. Впрочем, Алчность давно проникла в его несчастную душу – задолго до сегодняшней пьесы. Что ж, сам виноват – ему и расплачиваться.

А мы привечаем нового гостя!

Эпизод шестой