Настоат

Принцепс встает. Что-то мы засиделись. Зачем-то обсуждали убийства и Настоата. Я так и не понял, чего хотел от меня Дункан… Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно. Ибо пришло время официально провозгласить его наследником, регентом и соправителем. Представляю, каким счастьем будут светиться его глубокие, изумрудно-голубые глаза!

– А теперь, друг, я хочу сообщить тебе заветную новость. Лисаветт! Лисаветт! – из последних сил кричит Курфюрст сиплым, срывающимся голосом.

Великий альгвасил вбегает в Тронную залу. Теперь все пропало! Упустил момент – с двумя мне точно не справиться. Это конец…

– Будь добр, огласи мое завещание, – хрипит Принцепс. – А я пока постою на балконе – не хочу упустить ни секунды этой прохладной, чарующей ночи.

Лисаветт достает из кармана мятого, мешковатого сюртука два сложенных пополам, потрепанных, ветхих листочка. Каждый из них – с ландграфским гербом и печатью. Вестимо, Закон о престолонаследии и Завещание. Сразу заметно – серьезные документы, даже молью насквозь не проедены. Мысленно я усмехаюсь – что́ еще остается?

Альгвасил начинает читать. Не утруждайся – мне все известно: Деменцио на престоле, а я – снова в пролете. Несчастливая участь! Небось кинут какую-нибудь кость типа формального повышения. Швырнут прямо под ноги – обглоданную, вонючую, грязную. Может, даже погладят, утешат – а потом пнут, что блохастого пса, и вышлют подальше от ландграфской столицы. И это еще в лучшем случае.

К горлу подступает ком, в глазах – слезы. Не слышу, что́ читает, о чем говорит Лисаветт. И улыбается так довольно-довольно… А Курфюрст молча кивает – мерзко, гаденько, по-плебейски…

Боже, какой я слабак! Ведь была возможность выбраться из этого ада. Внутренний голос врет: ад не внутри, он снаружи. Что значат угрызения совести по сравнению с тем, что предстоит испытать? Всякая чернь будет указывать пальцами, перешептываться, смеяться: «Смотрите, он мог стать Государем! Герой войны, полководец, красавец, человек чести – а теперь на услужении у Деменцио Урсуса. Точно как Йакиак. Ха-ха-ха, подумать только, какое ничтожество! Жалкая, ущербная персоналия!» Их беззубые рты будут сниться мне целую вечность… Такое же отребье, как Нарохи тогда, на поляне! А уж Ламассу с Настоатом поиздеваются вдоволь. Даже Энлилль будет хихикать в своей душной каморке. И самое страшное: Иненна, несомненно, уйдет к кому-то другому – кому-то более успешному, решительному и целеустремленному, а может – и беспринципному. Скорее всего, к Настоату – он ей явно небезразличен…

Что, голос, скажешь, я излишне параноидален? Спорить не буду – возможно. Но ты должен уяснить одну вещь: бесчестье, общественное мнение, народная молва – вот истинная преисподняя. «Ад – это другие», как и предсказывал Ламассу. А мифические душевные муки, терзания, совесть – всего этого даже не существует: фантазм, иллюзия, зияющая пустота! Их нет – равно как и тебя, мой внутренний демон. Запомни это мгновение: ты был повержен!

Наконец… Наконец! Я подавил эту сволочь, змею, сидевшую во мне – она замолчала. Теперь разум свободен – прочь упаднические, эсхатологические мысли! Трезвым взглядом оцениваю обстановку: не все еще потеряно, есть шансы! У меня шпага – и это самое главное. А у них – то, в чем я столь сильно нуждаюсь. Престол Вечного Города.

Курфюрст стоит, вглядываясь в непроницаемую пелену ночи, любуется огнями Адмиралтейства. На лице – умиротворенная улыбка. Я подхожу сзади, чтобы он не заметил. К тому же, не хочу смотреть в его серые, стариковские, выцветшие глаза – не знаю, страх это, стыд или смущение. Лисаветт, тяжело дыша, зачитывает документ – когда он осознает, что произошло, будет уже поздно.

Медленно, скрываясь в тени, достаю шпагу из ножен – тихо, спокойно, чтобы никто не услышал. Не должно быть ни шороха, ни лязга, ни даже движения мысли! Со всей силы сжимаю эфес – пальцы бледнеют и затекают, изумруды больно впиваются мне в кожу. До сих пор я убивал лишь дикарей, берсерков, кинокефалов и иных тварей – но сегодня совсем другой случай. Сегодня я прикончу главного врага рода людского – и в награду стану Курфюрстом!

Скорее, пока не передумал, пока вновь не стал слабым! Звезда Полынь улыбается мне с небосклона. Вперед! Действуй!

Размахиваюсь и вонзаю лезвие старику в спину. По самую рукоятку! Точно так же, как он некогда заколол песьеголовца. Правда, он это сделал лицом к лицу, во время сражения – но столь ли уж велика разница?

Плоть Курфюрста издает сочный хруст – такой, с которым обычно арбуз разрезают на половинки. Я и забыл, как это просто! Слабый стон, ни малейшей попытки сопротивления! Идеально!