Настоат

Поднимаюсь по Лестнице Иакова. Впервые. Удивительно, сколько столетий я здесь, но никогда не заходил во дворец с парадного входа, всегда – через боковые двери, потаенные, сокрытые во тьме, невидимые для простых смертных. Сегодня все не так – и это меня радует.

Сердце неистово бьется. Перед дворцовой стражей, преторианцами, Радамесом и Дунканом, возвышавшимся на балконе, я пытался сохранить лицо – делал вид, что непоколебим и спокоен, а ситуация – под полным и абсолютным контролем. Но это, конечно, не так. Я всегда умел казаться хладнокровнее, чем был на самом деле. Надеюсь, и сегодня достойно справлюсь с задачей.

Сколько раз я прокручивал в голове то, что произойдет дальше! Войду в Тронную залу, арестую Дункана, пресеку на корню заговор. Покажу всем и вся, а главное – Курфюрсту, кто действительно достоин быть Государем. И сей же ночью меня провозгласят наследником, кронпринцем. Клаваретта я для острастки отправлю в темницу – пусть посидит там пару недель, подумает, поразмышляет. Потом, после смерти Принцепса, выпущу его и восстановлю в должности, обеспечу лояльность. Негоже разбрасываться дельными кадрами! Обложу его шпионами – на всякий случай, чтобы не вздумал рыпаться и умышлять что-либо против моей власти. Он молодой, и после моей отставки (а всю жизнь восседать на троне я точно не собираюсь), возможно, назначу его преемником. Всему свое время! Если, конечно, Клаваретт перевоспитается и перестанет быть пьяницей и идиотом.

Проблема одна – я боюсь заходить в Тронную залу, ибо не знаю, что́ ждет меня за порогом. Боюсь не за себя – это было бы глупо: уж Дункана я обезоружу безо всяких преторианцев, даже если он будет с сообщниками – физической силы и сноровки мне не занимать. Натренировался за долгие тысячелетия. Нет, пугает иное: неизвестность. Что мог натворить Дункан до моего появления? Вдруг пролилась кровь? Что если он связал, ранил Курфюрста, взял его в плен, держит в заложниках? Придется импровизировать, а значит, риск возрастает.

На этот случай я разработал другой, более жесткий план. Не столь милосердный, я бы даже сказал – людоедский. Да-да, Читатель, ты не ослышался – импровизация у меня тоже по плану. А как иначе? Раскрою секрет: и я, и Энлилль, и даже, наверное, Ламассу, всегда колеблемся между двумя полюсами: предопределенностью, детерминизмом и свободой самовыражения, творческим произволом. Что́ возобладает на сей раз – я пока не знаю.

И вот я у дверей. Странно, Лисаветта нет – куда он запропастился? Ведь всегда стоял здесь – гигант, добрый малый. Смущенно улыбаясь, преграждал вход в Тронную залу. Недобрый знак – похоже, придется действовать жестко и беспощадно.

Закрываю глаза. Вдох. Погружаюсь в себя. В последний раз продумываю детали второго, безжалостного плана. Видимо, Дункан повел себя низко, скверно, не по-людски – что ж, тогда и я сброшу свою человеческую маску, словно опостылевшую змеиную кожу. Предстану перед тобой, друг, в своем истинном, первозданном обличье.

И вот как это будет.

* * *

Секунда размышления позади. Я открываю глаза, распрямляюсь, со всей силы толкаю скрипучую дверь. Час пробил – как долго я шел к этому мигу!

Страшное зрелище предстает моему взору. Свечи потухли. Сумрак. Хорошо, что я вижу во тьме. Огромная Тронная зала до краев наполнена смертью. В Красной комнате плачет навзрыд балерина, позолоченный потолок черен от копоти – масло в керосиновых лампах почти догорело. В воздухе – запах дыма и сладковатый привкус могильного тлена. Еще недавно здесь царил аромат сандала и благовоний, а теперь воняет, как в выгребной яме.

Медленно, шипя, извиваясь, ползу дальше. Ядовитое жало наизготове. Не бойся, Читатель, это метафора, гипербола – естественно, физически я в змею не обращался. Много тысячелетий как утратил этот пугающий и, признаемся честно, донельзя нелепый, смешной, бесполезный навык. Научная парадигма, просвещенная эпоха, критическое самосознание – все это требует рационального облика, и я, как существо вневременное, разумеется, стремлюсь соответствовать.

Вдали вижу фигуру Дункана Клаваретта. Стоит, горделиво обнажил шпагу, с дерзкой ухмылкой ждет моего приближения. На лице – брызги крови. Кого ты пытаешься обмануть, клоун? В глазах твоих – ужас: мы оба знаем, что оружие тебе не поможет.

Подползаю почти что вплотную. Чувствую запах алкоголя; в кармане мундира – початая бутылка бурбона. Слабак! Даже сегодня не сумел удержаться.

Старается казаться больше, чем он есть: широко расправил плечи, подбоченился – раздувается, как игуана. Дуралей, задай себе вопрос: как думаешь, сколько шансов у ящерицы против питона? То-то и оно! Поэтому прочь с дороги, букашка, не то сожру прямо сейчас! Дай проползти дальше, посмотреть, что́ ты скрываешь.