Настоат

Ноэль… Сын мой… Живой, целый! Повзрослевший, возмужавший… Такой красивый!

– Как?.. Как ты здесь оказался?

Он сует мне вату под нос, проверяет зрачки, пульс на шее. Резкий запах нашатырного спирта приводит меня в чувство.

– 90 ударов в минуту. Сердцебиение учащенное. Отдышись, отдохни! Сейчас попрошу Асклепия перенести тебя на кровать… Нет, нет, не вставай! Надо поспать! Ты изможден. Давление, очевидно, высокое…

– Ноэль! Сынок! Ты меня слышишь? Ответь, скажи, как ты здесь оказался?

– Неврологические симптомы… Потеря памяти. Надо срочно обследовать! – Поправляя длинные волосы, кутаясь в ризу, хитон, Ноэль встревоженно оглядывается по сторонам. – Ма́ттеус, Асклепий! Скорее носилки! Отцу плохо. – И, вновь обращаясь ко мне, успокаивает, пытаясь расстелить одеяло. – Вот! Ложись сюда, пока бегут санитары. Не хватало еще простудиться…

– Ответь! Откуда ты?

– Я всегда был здесь, папа! Рядом с тобой. С тех пор, как мы оставили Архитектуру и основали Больницу. Не беда, память скоро вернется!

Боже! Как такое возможно? Суетливо перебираю воспоминания, пытаясь привести их в порядок… Тщетно! Ничто не стыкуется, не согласуется, все элементы противоречат друг другу…

А Настоат? Что случится, когда он прибудет в Больницу? Все исчезнет? Прежняя петля времени поглотит меня, и я вновь потеряю любимого Сына? Нет, пожалуйста, только не это!

– Пациент… – с трудом, словно не своим голосом, произношу я. – Что с ним?

– Отец, перестань! Я справлюсь! Тебе не о пациентах, а о собственном здоровье беспокоиться надо!

– Черепно-мозговая травма? – хриплю я.

Ноэль непонимающе озирается.

– У кого? У тебя? Нет, просто обморок. Ни единой кровинки. Отдохнешь, придешь в чувство – и вновь будешь здоров, как буйвол.

– У пациента…

Сын улыбается. Кажется, вот-вот рассмеется.

– Папа, ты что? У нас в Городе отродясь таких травм не бывало. Сообщили, что возле моста Двенадцати…

– Пороков?

– Каких пороков? Добродетелей! Возле моста Двенадцати Добродетелей дама выгуливала собачку… Помнишь, где прекрасный, живописный парк – медные статуи, Парфенон, устье реки, впадающей в жемчужное море…

– Да, да, конечно… – с замиранием сердца шепчу я. – И что там? Обнаружили тело?

Глаза Ноэля расширяются от изумления.

– Да какое тело, Отец? Ты несешь ахинею!

– Так что у Моста?

– Да ничего! Дама с собачкой, говорю же, гуляла. Шпиц или что-то вроде того. Пес дернулся, почуял кролика или кошку. Поводок резко натянулся, собачка споткнулась и повредила палец. Мизинец на правой передней лапе. Сейчас ее везут к нам – вроде не перелом, а лишь растяжение.

– Даму?

– Собачку! Хозяйка осталась дома, заберет шпица позже.

Это какое-то царство абсурда! Не понимаю, что происходит… Где Настоат? Откуда кошки, мост Двенадцати Добродетелей? Как здесь, в Больнице, оказался кардинал Ма́ттеус, некогда бывший учеником Ноэля? Сие попросту не укладывается у меня в голове!

– Здравствуйте! – внезапно оглушает меня громовой голос. – Сказал бы bonsoir[101], но уже утро.

Матерь Божья… Ламассу! Вернулся…

– Простите, уважаемые доктора, что заставил вас ждать. Я прибыл сюда подлечиться. Пальчик, мизинчик сурово поранили… Зацепился о корешок при виде бездомной кошки. Боль дичайшая, нестерпимая! Единственное, вы с породой ошиблись – как видите, я не шпиц. Я покрупнее.

Я смотрю на Ламассу и трепещу. Внутренне содрогаюсь. Не знаю, чего от него ожидать – поощрения или кары…

Ноэль поднимается во весь рост, с улыбкой склоняется над собакой.

– Да, конечно, сейчас осмотрю! Доктор Энлилль несколько приболел, плохо себя чувствует. Поэтому консультацию проведу я.

Ламассу манерно мнется, переступая с лапы на лапу, играет смущение. Актер – ничего не скажешь!

– Достопочтенный Майтреа! Простите, но мое здоровье – не игрушка. Все кости, суставы, связочки должны быть целы-целехоньки! Я хотел бы поговорить с лучшим из лучших, самым искусным в своем деле – мастером, гением, Энлиллем. Буквально секунду, мгновение! Главное – наедине, tête à tête. Уверяю, я никоим образом не ухудшу его самочувствие! Обещаю!

Мне просто задать пару вопросов! По гигиене, уходу за пальцем – в том числе крайне щепетильных и деликатных. Так сказать, интимного характера. А потом – я полностью к вашим услугам. Можете собирать консилиум – дело-то непростое! Сложный клинический случай. Ноэль, пожалуйста, оставьте нас ненадолго с Энлиллем!

Майтреа, отводя глаза и вздыхая, нехотя соглашается:

– Хорошо! Но не более пары минут!

Ламассу кланяется.

– Благодарю вас, о великодушнейший из эскулапов! – И, подмигивая мне, многозначительно усмехается. – Все будет быстро! Глубокоуважаемый Энлилль, как никто другой, знает, что я прекрасно умею контролировать время!

О да! И в этом как раз – самая большая проблема…

* * *

И вновь мы вдвоем. Майтреа – как ни бывало: он где-то там, в приемных покоях Больницы.

Я с ужасом жду приговора.

Ламассу стирает с лица (язык не поворачивается сказать – «морды») вежливую, подобострастную улыбку и спустя мгновение становится прежним. Страшным, непознаваемым.

Рычит, бешено сверкая глазами.