Он с трудом поднялся на ноги, огляделся. Сталинки с набережной пропали, многоэтажек улицы Горького тоже не было видно. Воздух пах гарью, глаза слезились от едкого дыма.
Он чувствовал: случилось что-то страшное – но не мог поверить, что на самом деле началась война. Ядерная война, о которой он читал в фантастических романах, но не верил, что такое может случиться… Хотя с тревогой смотрел новости по телевизору, слушал воинственные заявления политиков и генералов.
Но не верил, что эти люди переступят черту…
И, видя перед собой горящие руины родного города, он по-прежнему не верил…
Кожа на голове и лице жутко зудела, руки чесались, – и надо было пойти домой, чтобы смыть с себя грязь, которая впиталась в кожу, пока он валялся в песке.
Олег был твердо уверен, что его дом цел.
Но когда он добрел до родной улицы, то еще долго стоял у оплавленных руин, и ему казалось, что это кошмарный сон, и надо немедленно проснуться, и тогда, наконец, закончится эта жуть и все будет по-прежнему.
Но кошмар не кончался, и пробуждение не наступало. По руинам, как сомнабулы, бродили какие-то тени, похожие на людей… Или люди, похожие на тени… Олегу врезалась в память девочка, лет четырнадцати. Она лежала на земле и плакала, и никто не обращал на нее внимания. На девушке почти не было одежды – какие-то обгорелые лохмотья, которые не закрывали очень внушительных размеров грудь, совсем не подростковую, с крупными красными сосками.
А еще у девушки не было ног ниже колен.
Олег не помнил, сколько времени он простоял над девочкой, переводя обезумевший взгляд от сосков, похожих на капли крови, на обрубки ног, вокруг которых вся земля была красной. Девочка плакала, размазывая слезы окровавленными руками, и от этого казалось, что ее лицо тоже изранено.
И лишь на груди не было ни капли крови.
Только ярко-красные бугорки сосков…
А потом в мозгу Олега словно что-то переклинило, он отвернулся от умирающей девочки, нашарил в кармане джинсов мобильник.
Набрал номер Светки. Он вдруг представил, что она тоже сейчас где-то лежит и умирает – голая, с обрубками ног…
Он несколько раз набирал номер Светки, но телефон молчал.
Ядерный удар превратил его в бесполезную игрушку.
5
Прохан сказал, что не надо идти к Старому мосту. Мост недавно снова восстановили, как понтонный, но на переправе засели какие-то уж совсем отмороженные отморозки, и они за перевозку на другой берег требуют отдать им все, что у тебя есть.
Включая оружие.
И только после этого переправляют…
На дно Волги.
А если находятся смельчаки, которые начинают артачиться, их имущество все равно достается «паромщикам». Ну а тела опять-таки радостно принимает в свои холодные объятия Волга.
– Если ты не хочешь стать утопленником, то забудь про Мост, – с улыбкой посоветовал Прохан.
Прохан любил шутить, но его юмор никогда не был смешным.
До переправы, которая находилась недалеко от Петербургской заставы, Гнилой добрался спустя полчаса.
Едва Гнилой свернул к реке с тропинки, сначала из-за зарослей показалось дуло, а когда Гнилой остановился, вылезли два хмурых типа. Один носил черную бороду, и невозможно было разобрать, молод он или стар. Другой был абсолютно лыс, и даже издалека было заметно, что взгляд у него недобрый.
Гнилой держал ствол автомата горизонтально, палец гладил спусковой крючок.
Он не снял оружие с предохранителя – те, кто не избавились от этой дурной привычки, давно уже отправились пировать в чертоги Валгаллы.
– Эй, дядько, ты до нас? – прокричал бородатый, держа на мушке Гнилого.
– Может, и до вас, – ответил тот.
– Ну тады ходь сюды, если так. Только резко не шебуршись, мой кореш шибко нервный.
Не опуская ствол автомата к земле, Гнилой медленно подошел и остановился в пяти шагах от бородатого.
Который вблизи был очень похож на Фиделя Кастро.
– Ну, сказывай, мил человек, куда путь держишь?
– А ты, мил человек, всем всегда говоришь, куда путь держишь? – в тон бородатому спросил Гнилой.
«Фидель Кастро» насупился, оглянулся на товарища, который спустился к воде и возился у лодки.
– Слышь, Баграт, что он гутарит? Что с ним делать-то будем?
– Может, что и сделаем, – отозвался Баграт. Как ни странно, голос у него был писклявый, как у ребенка.
– А может, сначала поговорим? – Гнилой обратился к Баграту.
Интуиция подсказывала, что именно лысый с голосом ребенка здесь главный.
– Поговорим, отчего бы не поговорить? – прописклявил Баграт.
И резко развернулся.
На плече у него уютно лежал портативный подствольник. Хороший такой подствольник, с лазерным наведением. Секунды не пройдет, как от тебя и ошметков не останется.
– Ну, говори, – раздался голос бородача, который благоразумно отошел в сторону. При этом его автомат глядел Гнилому в лицо. – Говори, сталкер, а мы послушаем…
Гнилой молчал. Он понял, что влип. И первым выстрелить не успеет. А еще он подумал, что Прохан мог специально направить его в западню. Гнилой, конечно, хороший сталкер, опытный, много пользы принес. Но ведь, по сути, он же – гнилой…
– Ну что, дядько, стоишь, как член? – снова прозвучал писклявый голос лысого. – Стоишь и молчишь. Немой, что ли?