– «Район удовольствий» очень опасен. Здесь каждую ночь кого-то убивают. Именно потому военным запрещается сюда ходить.
– Доан!
– Ради бога, принцесса, подумайте лучше о своей жизни.
– Ради бога, перестань мне «выкать»!
– Хорошо. Мы уедем с тобой, сейчас же. Гостиница наверняка охраняется. Ты должна выйти из нее, не вызвав подозрений. Вещей не бери, поверх одежды надень пеньюар, в котором сейчас. Скажи, что хочешь подышать перед сном.
– Доан, нам не выехать из Кашинблеска! Город закрыт, да и брат охраны наставил. Это невозможно.
– Только не для специального наблюдателя с Земли.
Их запихнули в камеру в подвале, где уже сидело трое таких же, как Эльфенок, беспризорников.
Там, в кабинете, в последнюю секунду ему захотелось броситься к красивой женщине полицейскому, повиснуть у нее на шее, прокричать, что он не виноват, рассказать, как все было на самом деле. И он даже сделал к ней шаг, но на пороге уже возникли двое новых мужчин в форме, которые и спустили их в подвал.
Камера оказалась сырой, холодной, с большой решетчатой стеной, отчего больше походила на клетку и ощущалась тесной, несмотря на то, что была немаленькой. Эльфенок представил, что здесь, в этих давящих клетко-стенах, придется остаться надолго, быть может – навсегда, и содрогнулся. Он сел на пол у стены и обхватил колени руками. Матильда с Виктором пристроились на некоем подобии больничной койки, похожей на ту, где умирала мать, только еще более грязной.
Матильда упорно не хотела на него смотреть. А он сам не решался к ней подходить. В один миг лучшая подруга вдруг превратилась в совершенно чужого человека – далекого и холодного. Зато к Эльфенку подошел Виктор.
– Если ты откроешь свой поганый рот, если ты хотя бы пикнешь, слышишь? – Его лицо перекашивалось от ненависти и злобы. – Если из-за тебя у меня и моей сестры будут неприятности, тебе все кости переломают, понял? Да я тебе…
Эльфенок отвернулся к стене.
– Ты меня слушаешь, мразь?
– Виктор! – крикнула Матильда и вскочила с койки. – Если ты сейчас же не отойдешь от него, я сама все расскажу.
С другого конца камеры на них заинтересованно зыркали беспризорники. Виктор покосился на них, сплюнул Эльфенку под ноги и поплелся к сестре. А она, напротив, быстро подошла к Эльфенку и так же быстро и еле слышно сказала:
– Я должна была защищать брата.
И вернулась к Виктору.
Потом она сидела, все так же избегая взгляда Эльфенка. Потом улеглась, свернулась клубочком, кажется, плакала, а может – просто лежала, уткнувшись носом в стену, и дрожала от холода.
Потом, часа через два, когда беспризорники позасыпали в своем углу, за Матильдой и Виктором приехали родители. Они стояли у решетчатой стены камеры и напряженно всматривались внутрь, в то время как человек в форме отпирал тяжелый и ржавый замок, а затем выводил к ним сына с дочкой, которая все же успела задремать. И на миг у Эльфенка мелькнула надежда. Матильдины мама и папа – особенно мама – всегда смотрели на него с сочувствием. А еще – они умные люди, они обязательно поймут, что он, Эльфенок, ни в чем не виноват. И помогут ему выбраться отсюда. Ему ведь не нужно от них ничего – только бы выйти из этих кошмарных стен и вернуться на улицы, к Горелому, куда угодно, только бы не оставаться здесь.
Впервые за все два часа Эльфенок поднялся на ноги, приблизился к выходу и попытался заглянуть Матильдиным родителям в лицо. Мать даже не взглянула на него. Отец посмотрел с нескрываемым отвращением.
Заскрипел замок, теперь уже закрываясь.
И Матильда ушла.
Не обернувшись. Не попрощавшись. Не бросив самого коротенького мимолетного взгляда.
Очень скоро она будет дома, в тепле, в мягкой постели. А случившееся забудет. Или станет вспоминать со смехом: «Ха-ха-ха, как здорово прогулялись. Есть что вспомнить».
А он останется здесь. Навсегда. Он знает, что бывает с подобными ему. Мать рассказывала. За пределами Кашинблеска с «дворнягами» не нянчатся. Пинками отправляют на принудительные работы – на благо Юстиниании. И взрослых, и детей. «Вечных детей» – как говорила мать. Потому как до взрослых лет не доживают. У Горелого хотя бы еще никто не сдох.
А может, его Горелый выручит?
Все же какую-никакую пользу банде он приносил.
Ага, как же. Эльфенок мотнул головой. Так тебе Горелый и высунется из Кашинблеска.
К утру его персоной заинтересовались соседи по камере. Продрав глаза, они вспомнили о новеньком и вальяжно подошли к нему.
– Эй. Ты откуда такой ушастый? – оскалился один, самый высокий. – Никак мамка с мигом подгуляла?
Эльфенок вдавился в стену и сжал кулаки. Драться он умел. Каковы шансы против троих? С одним бы точно справился… Беспризорники заржали и подошли ближе. Эльфенок весь подобрался.
И в эту минуту снова заскрежетал замок.
– Доан Остр, – зевнул охранник. – На выход.
У выхода в неизменной шляпе его ждал Рихаль.