Настоящая история мадам Баттерфляй

— Есть осложнение, я обрюхатил девчонку, она сказала мне вчера, что ждет ребенка, — вздохнул Пинкертон. На следующий же день он пошел в американское консульство, чтобы спросить совета у Шарплесса, и его слегка задело, что друг не проявил ни малейшего сочувствия.

— Ну, это ситуация, которую должен предвидеть всякий ответственный мужчина, — спокойно ответил Шарплесс. — Сам знаешь, мне никогда не нравилась твоя затея. Я всегда считал, что ты просто используешь невинную девушку, так с какой стати ты ожидаешь от меня сочувствия? Надеюсь, ты поступишь с девушкой правильно.

Последовало долгое молчание, потом Пинкертон сказал:

— Я слышал, в Нагасаки есть старуха, которая может прервать беременность.

Шарплесс с такой силой обрушил на стол кулаки, что стакан для карандашей и ручек зашатался и упал на пол.

— Ты совсем рехнулся: подвергнуть девушку нелегальному аборту, который может угрожать ее жизни? — вскрикнул он. — И как ты собираешься объяснить ей, почему она должна прервать беременность, когда это совершенно закономерное событие в браке? Или, — продолжал он с сарказмом, — ты хочешь рассказать ей, что вовсе не собирался на ней жениться и обманом сделал из нее просто-напросто любовницу на то время, пока ты живешь в Нагасаки? Боже меня сохрани принять в этом участие.

— Ты знаешь, что все не так, Шарплесс, — ответил Пинкертон, избегая взгляда друга. — Я искренне привязан к девушке.

— Тогда женись на ней официально, тем более что она носит твоего ребенка, и забери с собой в Америку, когда придет пора возвращаться. Я охотно подготовлю все документы.

— Тёо-Тёо не будет счастлива в Америке, ее жизнь здесь, в Японии, — ответил Пинкертон.

— Откуда тебе знать, каково ей будет в Америке? Отговорки, отговорки! Я слышал, дома тебя ждет американская невеста и ты намерен жениться на ней по возвращении, — ответил Шарплесс. — А Тёо-Тёо для тебя всего лишь увлечение. Я не могу заставить тебя поступить правильно, Пинкертон, но тебе придется жить с осознанием, что ты разрушил жизнь девушки, потакая своему капризу. Мне больше нечего сказать, и помогать тебе у меня нет никакого желания.

С этими словами Шарплесс развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Тёо-Тёо-сан была на седьмом месяце беременности и спокойно шила крохотные одежки для младенца, когда Пинкертон сообщил ей, что по семейным обстоятельствам ему придется вернуться в Америку.

— Но, Пинкертон-сан, малыш родится через несколько месяцев! — воскликнула Тёо-Тёо, и крошечные штанишки, выскользнув из ее пальцев, ярким пятном упали на пол. — Вы не можете подождать?

— К сожалению, нет, приказано отплывать через два дня, милая Тёо-Тёо, — ответил Пинкертон, обнимая расстроенную девушку. — Но это всего пара месяцев, к рождению ребенка я буду здесь, и вернусь я тем быстрее, чем скорее уеду. А пока меня нет, о тебе позаботится Судзуки, и Шарплесс обещал мне за тобой приглядывать, — продолжал Пинкертон и ощутил острый укол вины, когда почувствовал, как дрожит Тёо-Тёо: ведь рушился весь ее счастливый мир. Шарплесс прав — он подонок, раз бросает Тёо-Тёо в такое время.

Возможно, ему следовало бы подождать, когда она родит, а не оставлять ее в таком положении. В конце концов, она носит его ребенка. Но Хелен, его американская невеста, несколько дней назад поставила ему ультиматум: если он не вернется и не женится на ней в течение месяца, между ними все кончено.

Честно говоря, Пинкертон привык к легкой жизни в Нагасаки, к налаженному семейному быту с покладистой Тёо-Тёо, и ему совсем не хотелось уезжать. Но терпение Хелен подходило к концу, а потерять ее он был не готов.

Тёо-Тёо была хорошей женой, поэтому последние два дня перед отплытием Пинкертона провела, помогая ему собрать вещи и подготовиться к путешествию, хотя на сердце у нее было тяжело и в глазах стояли невыплаканные слезы. Она не сомневалась, что он сдержит слово и вернется, однако следующие два месяца без него представлялись ей одинокими и трудными.

Она была очень счастлива в браке с Пинкертоном, даже не помышляя, что он может ее покинуть, и оттого теперь, в ожидании разлуки, чувствовала боль, уступавшую по силе лишь той, которую она испытала, когда ее отец совершил харакири.

— Нужно держать себя в руках, Тёо-Тёо-сан, — сказала Судзуки. — Хорошая японская жена не должна огорчать мужа слезами и скорбью, когда он отправляется в дальний путь. Пожелайте ему попутного ветра и скорого возвращения.

— Он же вернется, правда, Судзуки? — снова и снова спрашивала Тёо-Тёо.

За прошедшие два дня она тысячу раз задала тот же вопрос Пинкертону, и он всегда отвечал без колебаний:

— Конечно же, я вернусь, Тёо-Тёо, моя прекрасная бабочка, вернусь, как только смогу, и надеюсь, еще до рождения ребенка.

Последние две ночи Тёо-Тёо лежала в объятиях мужа, слушая его успокаивающие заверения и рассказы об их совместном будущем после его возвращения из Америки, и в тот день, когда они с Судзуки провожали Пинкертона в порту, она и тени сомнения не испытывала, что он вернется через два месяца, как обещал.