Настоящая история мадам Баттерфляй

— Боюсь, не слишком добрые, — устало ответил он. — Я послал Пинкертону несколько телеграмм и сообщил, что вы просите вернуть Дзинсэя в Японию, но он отказал. И он вправе это сделать, потому что он биологический отец Дзинсэя и вы согласились отпустить ребенка с ним в Америку. Я пытался его переубедить, но он непреклонен в своем решении, считая, что ребенок должен расти в Америке с ним и Хелен… Простите, Тёо-Тёо-сан, я не смог вернуть вам сына.

Если Шарплесс ожидал, что это известие вызовет поток горестных рыданий, то его ждало удивление, потому что Тёо-Тёо не проронила и слезинки. Она лишь молча кивнула, сидя со сложенными на коленях руками, но ее лицо ужасно побледнело.

— Если вам от этого легче, то Пинкертон просил меня заверить вас, что с Дзинсэем все хорошо, он уже привык к новой жизни, они с Хелен будут растить его с большой любовью и он ни в чем не будет нуждаться. Это еще не конец, Тёо-Тёо-сан, мир меняется, однажды вы сможете съездить в Америку и повидать своего сына, Пинкертон сам это предложил. И еще он оставил вам денег на то время, пока вы не решите, как жить дальше, — продолжал Шарплесс, положив на стол толстый конверт.

Про себя он проклинал Пинкертона за бездушную жестокость. Тот не оставлял бедной девушке никаких денег — Шарплесс наполнил конверт собственными деньгами из сострадания и чувства вины за ту роль, которую сыграл в ее трагедии.

— Пожалуйста, если вам понадобится еще какая-нибудь помощь, обращайтесь, — закончил он стандартным предложением, призванным сгладить любую неприятную ситуацию, но сам почувствовал, что слова прозвучали неуклюже и фальшиво. Тёо-Тёо хотела лишь одного — вернуть своего сына, а он помог забрать его у нее, возможно, навсегда.

Тёо-Тёо забыла даже поблагодарить его, что было совершенно нетипично для безукоризненно вежливых японцев, и это ясно давало понять, в каком она состоянии. Она по-прежнему сидела неподвижно, как камень, с побледневшим лицом, и через какое-то время Шарплессу ничего не оставалось, кроме как откланяться.

Никто не проводил его, не помахал ему, как было принято, на прощание, когда он покинул дом, окутанный скорбью. Мрачная атмосфера вселила в американского дипломата тяжелое предчувствие, и он мысленно проклял Пинкертона за то, что тот предоставил ему разбираться со всем этим бедламом. Да, его задачей было заботиться об американских гражданах и помогать им в непредвиденных обстоятельствах, но он отнюдь не обязан был улаживать запутанные дела, оставленные ими после отъезда.

Шарплесс был не единственным, кто проклинал Пинкертона и Хелен, его влиятельную жену из высшего общества. В маленьком домике на вершине холма Судзуки молилась перед алтарем предков, чтобы они научили ее, как помочь любимой хозяйке, и чтобы Пинкертон получил свое кармическое наказание за все причиненное им горе.

Два дня Тёо-Тёо отказывалась есть и вставать с постели, уговоров Судзуки хватало лишь на то, чтобы заставить ее проглотить несколько ложек супа и расчесать ей волосы. Она не в силах была видеть хозяйку, обычно такую ухоженную, столь опустившейся.

Не отличавшаяся особой религиозностью Судзуки начала молиться в маленьком синтоистском святилище о том, чтобы хозяйка пришла в себя и смогла жить дальше без Дзинсэя, и на третий день, когда Тёо-Тёо, встав, попросила принести ей поесть и чашку горячего чая, Судзуки показалось, что ее молитвы были услышаны.

Вне себя от счастья Судзуки за полчаса приготовила любимые блюда хозяйки, заварила горячий чай и поставила все это перед ней на бамбуковом подносе, а рядом положила свежий, пахнущий жасмином юката. Пока Тёо-Тёо ела, Судзуки, радостно суетясь, приготовила ей горячую ванну, чтобы смыть пот, слезы и страдания последних дней.

Ее душа пела, потому что сегодня хозяйка выглядела гораздо лучше, на ее лицо вернулись краски. Она ела, пила, занималась обычными повседневными делами, и Судзуки почти казалось, что Дзинсэй сейчас выползет из соседней комнаты с особым гуканьем, означающим: «Поймай меня, если сможешь». Обстановка в доме казалась такой мирной и обыденной, что даже становилось жутковато, и Судзуки дивилась тому, как быстро оправилась хозяйка после своего испытания.

Тёо-Тёо долго лежала в горячей ванне, потом попросила Судзуки помочь ей уложить волосы в одну из самых замысловатых своих причесок, которую не носила с тех пор, как Дзинсэй уплыл в Америку.

Судзуки не пришлось упрашивать, она рада была, что хозяйка приходит в себя и начинает проявлять интерес к своей внешности.

— Ну вот, теперь вы снова красивая, — сказала она, закрепив последние заколки на высокой прическе госпожи.

— Снова? — искренне засмеялась, к удивлению Судзуки, Тёо-Тёо. — Разве я не всегда красивая?

— Тёо-Тёо-сан, так приятно видеть, что вы опять улыбаетесь, сегодня вы выглядите такой живой! — в порыве воскликнула она. — Думаю, у нас все будет хорошо!

Тёо-Тёо взъерошила служанке волосы, словно вернулись старые беззаботные деньки, и почти весело ответила:

— Да, Судзуки, я приняла очень важное решение — отпустить прошлое. Теперь у меня на душе мир.