Ближе к вечеру Тёо-Тёо попросила служанку сходить в город и купить продуктов, добавив, что ляжет вздремнуть до ее возвращения.
— Вы уверены, что с вами все будет хорошо? — с легкой тревогой спросила Судзуки. Она почти две недели не отходила от госпожи и рада была предлогу выбраться из дому на пару часов, но все же ее беспокоило, что Тёо-Тёо останется одна.
— Ерунда, конечно, со мной все будет хорошо, Судзуки-сан, — снова засмеялась Тёо-Тёо. — Посмотри на меня, разве по мне видно, что я в любой миг рухну? Людям вроде нас нужно быть сильными, мы делаем, что должны, и движемся дальше. Ступай поскорее, чтобы вернуться до темноты и помочь мне с ужином.
Ободренная Судзуки только рада была надеть сандалии и выскочить из дома, размахивая большой полотняной сумкой для покупок. Воздух за стенами дома был столь свеж и сладок, что Судзуки мысленно пообещала себе при первой же возможности вытащить Тёо-Тёо на улицу.
Когда она обернулась, Тёо-Тёо стояла в дверях и махала ей на прощание. Вечернее солнце окутывало ее золотым сиянием, отчего она казалась какой-то неземной, но на ее лице играла улыбка, и Судзуки было этого довольно.
ГЛАВА 14
Тёо-Тёо придумала для служанки поручение, чтобы остаться одной часа на два — этого времени ей должно было хватить на осуществление задуманного.
Вчера она решилась пойти на отчаянный шаг, поскольку знала: иного выхода нет. Бабочка попросту не могла жить без Дзинсэя, сына, утраченного ею, возможно, навеки.
Медленно достав тушь, бумагу и кисточку, она принялась писать: «Судзуки-сан, когда ты это прочитаешь, меня уже не станет. Пожалуйста, не беспокойся обо мне, ибо я буду в месте, где нет ни боли, ни страдания, а лишь мир и покой. Прости, что оставляю тебя так, и, пожалуйста, закажи по мне самую скромную поминальную службу, потому что я желаю как можно скорее покинуть сей мир. Все свои деньги и дом я оставляю тебе, Судзуки-сан, моя любимая верная служанка, моя подруга последних лет. Пожалуйста, веди плодотворную жизнь и не иди по моим стопам. Если когда-нибудь тебе доведется увидеть Дзинсэя, прошу, расскажи ему историю его матери. Саёнара[9]
, надеюсь, однажды мы свидимся!»Прошло уже полчаса, и если она станет тянуть, то может не успеть сделать то, что должна, до возвращения Судзуки.
Вскочив, Тёо-Тёо подошла к комоду, где прятала кинжал, которым отец совершил харакири много лет назад. После похорон его вернули ей на хранение, и Тёо-Тёо положила кинжал в самый дальний уголок, долой с глаз и из мыслей, даже не представляя, что однажды сама им воспользуется.
От холода твердого блестящего лезвия у нее по спине побежали мурашки. Тёо-Тёо прошиб холодный пот, и на мгновение она заколебалась, прежде чем решительно отнести кинжал в гостиную.
Она знала, что существуют особые ритуалы для совершения дзигай, более щадящего женского аналога харакири, но на них не было времени. На миг смелость ее покинула, и кинжал выпал из рук, с глухим стуком приземлившись на татами.
«Я не могу этого сделать, не могу!» — вскрикнул в ее голове страх.
Но потом она вспомнила те темные дни невыносимой боли и страданий, которые мог облегчить лишь Дзинсэй, навеки для нее потерянный. Неужели она хочет и дальше жить вот так?
«Нет, я не могу больше жить с этой болью в сердце, с этими страданиями, что не отпускают меня ни днем, ни ночью! Отец, поделись со мной своей храбростью, чтобы я могла присоединиться к тебе в краю вечного покоя!»
— Дзигай! За тебя, Дзинсэй, дитя мое!
С громким криком Тёо-Тёо стремительным движением вонзила клинок себе в шею, прямо в яремную вену, совершив дзигай. Все ее тело охватила чудовищная боль, хлынула липкая кровь, она упала, и вдруг, словно по волшебству, боль ушла. Она больше ничего не чувствовала, ее поглотила тьма — и она исчезла.
Все кончилось… Жизнь, полная страданий, осталась позади… Она наконец-то воссоединилась с отцом в краю вечного покоя… На лице Тёо-Тёо царила улыбка, пока кровь медленно вытекала из неподвижного тела.
А Судзуки на рынке мысленно спорила сама с собой, не в силах решить, стоит ли ей задержаться, чтобы выпить чашку своего любимого чая, прежде чем возвращаться. Стояла прекрасная погода, и ей не хотелось уходить с шумного рынка, полного счастливых покупателей и дразнящих лакомств.
Но потом Судзуки вспомнила, что хозяйка все еще не до конца оправилась и, возможно, не стоит оставлять ее одну надолго. На душе у нее вдруг стало неспокойно, она собрала покупки и поспешила домой.
Оказавшись возле дома, Судзуки с облегчением увидела в окнах свет: это означало, что Тёо-Тёо-сан надоело ждать, и она, наверное, начала готовить ужин на кухне.
«Вот я дурочка, навоображала себе не пойми что и отказалась от любимого чая», — улыбнулась она про себя, заходя в дом с возгласом:
— Тадайма[10]
, я вернулась!Но едва Судзуки зашла в гостиную, как счастливая улыбка на ее лице сменилась выражением ужаса и она закричала. Ее госпожа лежала на татами в луже крови, все еще сжимая в правой руке клинок.
— О боги, Тёо-Тёо-сан, что вы натворили! — закричала она, впадая в истерику. — Зачем я оставила вас одну!