Настоящая партнерша

— Это называется выигрышный проигрыш, — угрюмо заметил Веджеро, криво усмехнувшись. — Помните, как мы хоронили второго пилота? Интересно, как бы звучала надгробная молитва Смолвуда, если бы мы стояли достаточно близко и слышали, что он бормочет?

— Я упустил из виду этот момент, — сказал я. — Я упустил из виду и ваше предложение, когда мы вернулись в самолет. Помните, как вы сказали, что нам надо похоронить умерших? Но вы же не знали, что они убиты! Если бы вы были виновны, вы бы никогда не осмелились предложить такое, потому что мы тогда почти наверняка обнаружили бы причину их смерти.

— Вы упустили! — с чувством проговорил Веджеро. — А я! Ведь это я предложил, а потом ни разу об этом не вспомнил! Только сейчас, когда вы об этом сказали. — Он почти зарычал от досады. — Как я себя презираю! Единственное, что я знал, а вы не знали, насколько я теперь понимаю, это то, что Коразини дал в зубы нашему другу Смолвуду, помните, в ущелье? Специально для того, чтобы подозрение пало на меня, а не на него. Но даже если бы я тогда попытался оправдаться, вы бы мне не поверили.

Наступило долгое молчание. Мы сидели и слушали, как порывы ветра то заглушают, то как бы подхватывают звук выхлопов двигателя. Потом Солли Ливии сказал:

— А самолет, как он загорелся?

— В его баках хватило бы горючего, чтобы обеспечить продвижение тягача на две тысячи миль, — ответил я. — Если бы Хилкресту, когда он вернулся на станцию, не хватило горючего и он обнаружил, что бензин в туннеле приведен в негодность, ему бы ничего не стоило перекачать горючее из самолета в свой тягач. Значит, самолет надо было уничтожить.

На этот раз молчание было еще более долгим, потом Веджеро откашлялся, не зная, с чего лучше начать.

— Уж раз дело дошло до объяснений, я думаю, что пора и нам кое-что объяснить... — К моему удивлению, он был явно смущен. — Я насчет фальшивого поведения этого фальшивого типа слева от вас, некоего Солли Ливина, у нас была уйма времени обсудить все это, когда мы сидели прошлой ночью в этих проклятых санях...

— Ближе к делу! — нетерпеливо перебил я его.

— Простите. — Он нагнулся к Солли Ливину. — Представить тебя официально, а, па?

Я уставился на него в темноте.

— Я не ослышался?

— Никоим образом, док. — Он тихо засмеялся. — Папа. Старина. Родитель. Так сказать, в моем свидетельстве о рождении и вообще. — Он искренне наслаждался эффектом своих слов. — Подтверждение сидит справа от меня.

— Это истинная правда, доктор Мейсон. — Солли Ливии улыбнулся. Вульгарный акцент совершенно исчез из его речи, сменившись более сухой, более сдержанной интонацией Веджеро. — Я буду краток. Я — владелец и директор, вернее, был директором, пока не ушел в отставку год тому назад, фабрики пластмасс в Трентоне, штат Нью-Джерси, неподалеку от Принстона, где Джонни ухитрился получить великолепное произношение и почти ничего другого. Должен сказать, что виной этому не университет: большую часть времени Джонни проводил в спортивном зале, нянчась со своими... гм... боксерскими наклонностями. К моему большому неудовольствию, так как я хотел видеть в нем своего наследника.

— Увы, — вставил Веджеро, — я был почти так же упрям, как он.

— Гораздо более упрям, — возразил его отец. — Поэтому я и предложил ему следующее: я даю ему два года, вполне достаточный срок, поскольку он был уже хотя и любителем, но приличным бойцом тяжелого веса, и, если окажется, что он не добьется своего, он поступит служащим на фабрику. Его первый менеджер оказался продажным и развращенным типом, среди них это часто бывает, и в конце первого года Джонни буквально вышвырнул его. Вот я и решил занять его место. Я как раз вышел на пенсию, делать мне было нечего, я вложил в его спортивное дело солидную сумму, чтобы обеспечить его благополучие, поскольку он мой кровный сын. И, откровенно говоря, я начал понимать, что он действительно может подняться на высоту.

Он сделал паузу, и я воспользовался ею.

— Так какова же все-таки ваша фамилия, Веджеро или Ливии?

— Веджеро, — ответил отец.

— А откуда Ливии?

— Некоторые национальные и государственные комитеты боксеров не разрешают близким родственникам быть менеджерами или секундантами. Вот мне и пришлось взять псевдоним. Случай отнюдь не редкий, и официальные лица смотрят на это сквозь пальцы. Безобидный обман.

— Не такой уж безобидный, — угрюмо сказал я. — Это была одна из худших имитаций, какие я когда-либо видел, а поэтому одна из главных причин, почему я заподозрил вашего сына и почему, в свою очередь, Коразини и Смолвуду удалось все, что они хотели. Скажи вы об этом раньше, я бы понял, даже без особых доказательств, что только они и могут быть преступниками. Но имея перед собой Солли Ливина, боюсь, мне еще придется привыкать видеть в вас мистера Веджеро, Солли Ливина, который был, как дважды два, явной подделкой, я просто не мог исключить вас из черного списка.