Полгода Ерошенко провел в Бангкоке. Что он делал там? Выучил тайский язык, обивал пороги учреждений и министерств, стараясь выколотить средства на специальную школу для слепых, записывал народные легенды и сказки, — в общем, был очень занят. И все-таки попытка создать школу в Бангкоке провалилась. Другой бы махнул на все рукой и, в лучшем случае объехав, что можно, пока есть деньги, вернулся в привычную Японию или поехал домой. Но Ерошенко за эти шесть месяцев завязывает знакомства среди учителей и миссионеров, бомбардирует письмами эсперантистов в разных странах и, хоть и не достает необходимых средств, получает нужную информацию: есть школа для слепых в Бирме, в портовом городе Моулмейне. Более того, ему предлагают возглавить эту школу. Дальнейшее пребывание в Сиаме становится бессмысленным. Ерошенко нужен другой стране, где его знания могут принести немедленную пользу.
В Бирму Ерошенко приехал в январе 1917 года. Шла первая мировая война. Слухи из России, проникавшие сюда через Индию, были противоречивы и пугающи. И первый русский, оказавшийся в этих краях, был в центре внимания всего Моулмейна — большого по бирманским, но небольшого по нашим масштабам города, где фигура высокого золотоволосого человека в рубахе навыпуск, подпоясанной тонким ремешком, была известна каждому жителю.
Ерошенко с энтузиазмом принялся за работу. Школа для слепых в Моулмейне оказалась первой из нескольких школ, которыми он руководил. Теперь он мог на практике применить все те знания, которые впитал за годы странствий. Правда, прежде чем войти в работу, надо было выучить бирманский язык. При способности Ерошенко это не потребовало много времени. Языком он овладел через несколько недель. И настолько, что когда на каникулах собрался в большую экскурсию со своими учениками, то обходился с ними без переводчика. А путешествие по Бирме, в которое он отправился со слепыми ребятишками, было нелегким и неблизким. Ребята посетили несколько древних столиц Бирмы, расположенных в сотнях миль от Моулмейна, — побывали и Пагане, Аве, Мандалае, на обратном пути попали и Пегу.
За этими краткими обрывками фактов скрываются наверное, и жаркие споры с чиновниками в ведомстве просвещения, которые вряд ли с легкостью давали деньги на столь необычное путешествие, и разговоры родителей — страшно ведь отпустить слепого ребенка в такой далекий путь. Да и потом — что будет за недели, проведенные в пути? Представьте себе странную процессию, бредущую по раскаленной равнине, по пыльным дорожкам между зарослей кактусов, по умершему и великолепному городу Пагану. Вокруг возвышаются храмы, под грудами осыпавшейся штукатурки и среди кирпичей скрываются шустрые ящерицы, воздух гудит от деловитых насекомых, а ребятишки в длинных юбчонках слушают, как их учитель рассказывает о истории древнего чудесного города. Они учатся видеть. Ерошенко ведет ребят по своему пути — по пути видения мира. И наверняка ведь в Моулмейне и сегодня живет хоть кто-нибудь из тех учеников, которые вместе с Ерошенко совершали первые в своей жизни открытия, доступные, казалось бы, лишь зрячим.
Вернувшись из поездки, Ерошенко садится за изучение буддизма и бирманского фольклора. «Сейчас я увлечен воистину прекрасными бирманскими легендами. Это неисчерпаемый материал. Передо мной раскрывается новый, доселе мне неведомый мир. Богатая символика, полная скрытых тайн и загадок. По сравнению с этими легендами предания христианства и ислама выглядят слишком наивными. Если бы я прожил в этой стране всю жизнь, то все равно не смог бы постичь всей глубины их содержания».
Так писал Ерошенко в письме в Японию. Некоторые из легенд он переслал туда, и они были напечатаны. На русский язык переведена лишь одна из них.