Настоящая радуга

«Бирманская легенда» — большой миф, опубликованный Ерошенко, — характерна для сказаний Южной Бирмы. Здесь переплелись и буддийские верования, и остатки анимизма, и живучая вера в натов — духов, населяющих Бирму куда гуще, нежели домовые, водяные и лешие Россию. Но для нас интереснее сейчас не столько сама легенда (хоть, очевидно, Ерошенко был первым, кто познакомил японских читателей с бирманским фольклором), а его к ней вступление, выдержанное в том же стиле, что и сама легенда, и кажущееся ее неразрывной частью. В этом вступлении Ерошенко помимо краткого рассказа о Бирме приводит одну притчу, не имеющую прямого отношения к народной древней легенде, а родившуюся, видимо, в XIX веке, во время покорения Бирмы Англией. В ней рассказывается о бирманском посольстве в Англию и о том, как посол заключил договор с англичанами на разработку бирманских рубиновых копей. Король Бирмы не одобрил договора, и министру заключившему его, надо было выпутываться из неловкого положения, в которое он попал. Тогда он показал приехавшим англичанам два рубина размером с куриное яйцо каждый и спросил, сколько они стоят. Англичане, которые никогда таких рубинов не видели, не смогли это сделать, и договор был расторгнут. Но, «убедившись и том, что Бирма обладает несметными богатствами, Англия ни за что не хотела упускать их из своих рук и втайне вынашивала планы покорить эту страну…»

А затем Ерошенко, свободно плетя из бирманских легенд и сказок новое повествование, вспоминает и еще одно предание. Предание о том, как злая женщина-оборотень превратилась в английскую королеву Викторию и ее войска покорили Бирму. «А когда пройдет сто лет, с тех пор как страной завладели англичане, Бирма вновь станет свободной, как прежде».

Сегодня фольклор Южной Бирмы известен неплохо; существуют сборники легенд и сказок. Но вот предания, записанные Ерошенко, предания, в которых свежи еще отзвуки войн с Англией и звучит надежда на будущее освобождение, нам не встречались. Английские исследователи как-то упустили эту область фольклора. А потом, когда Бирма и в самом деле стала независимом эти легенды умерли, ибо они утешали покоренных, давя ли надежду, объясняли сказочным путем причины национального унижения; когда же в них исчезла нужда, их забыли.

5

Вести о Февральской революции достигли Южной Бирмы месяца через два после приезда туда Ерошен ко. С тех пор, как бы занят он ни был, мысль о возвращении домой приходила к нему все чаще. И тем более стало тянуть на родину после того, как в ноябре, в начале второго учебного года, он узнал об Октябрьской революции. Мечта о создании в свободном государстве новой, невиданной ранее школы, для которой не надо будет выпрашивать денег и учебных пособий и где ученики будут воспитываться в духе братства и любви, эта мечта заставляет Ерошенко спешить со сборами домой, тем более что положение его сразу ухудшилось. Если до этого англичане, очевидно, не вмешивались в работу директора школы, то теперь он стал потенциально опасен: он стал представителем революционного государства и, раз уж он никогда не скрывал своих левых взглядов, теперь его стали рассматривать как агента красных. К Ерошенко был приставлен полицейский, и его недоброжелатели — а они, естественно, были, ибо его методы преподавания никак не вписывались в схему колониального образования, — принялись строчить доносы на «красного» директора.

Почти до самого конца семнадцатого года Ерошенко оставался в Моулмейне: жалко было бросать детей, для которых столько уже было сделано и многое еще надо было сделать. Но в конце концов он решился. И наступивший новый, 1918 год застал Ерошенко в Индии. Он рассчитывал дождаться здесь парохода, который шел бы в Россию.

Но в Индии в это время к русским относились с подозрением. Есть сведения, что некоторых пожелавших вернуться домой арестовали. Кроме того, в России уже началась гражданская война, а вскоре Ерошенко узнал, что юг России — Черное море, через которое он надеялся вернуться домой, отрезан от Советской республики.

Что оставалось делать? Ведь, как ни самостоятелен был Ерошенко в своих путешествиях, положение слепого человека, желающего через полмира вернуться в Россию, было сложнее, чем положение зрячего. Ерошенко еще некоторое время не теряет надежды, преподает в школе для слепых, много читает, записывает легенды, изучает язык хинди. И чувствует себя здесь чужим, нежелательным иностранцем, без связей, без друзей. Наконец, он принимает единственно возможное решение — возвращается в Бирму. Там ведь его школа, его ученики.

Бирма в марте 1918 года встретила Ерошенко совсем не так, как год назад. Не было и речи о том, чтобы снова стать во главе школы: ее уже возглавлял англичанин. Правда, место учителя в той же школе нашлось, и Ерошенко смиряется с этим.

«За мной постоянно следит полиция, — пишет он в письме друзьям в Японию, — без конца наведываются шпики. Но в тюрьму пока не посадили… Жизнь моя, как всегда, интересна!»