— Крепость сорок градусов. Значит, мне этой дряни потребуется ровно сто пятьдесят граммов. Три полноценных глотка. Через минуту мне станет весело. Через десять минут я подумаю, что для меня, такого замечательного, никаких серьезных препятствий нет и быть не может. Через пятнадцать минут я в кровь расшибу тебе физиономию — за то, что ты тряс мудями у Деллы перед носом. Еще десять минут мне потребуется, чтобы найти Берга и свернуть ему шею. Потом я тщательно вымою руки и пойду к Делле. Дальше по обстоятельствам. Могу успокоиться, а могу бросить ее через плечо, свистнуть свою команду на корабль — и стартовать с места. Мне один раз показали, но попробовать не дали. При старте я спалю половину лагеря. Часа через три я протрезвею. Где-нибудь уже в десятке парсеков от Саттанга. Наверное, мне будет дико стыдно. Но я не дам гарантии, что непременно будет. Ты все еще хочешь, чтобы я выпил с тобой?
— Насчет мудей — ничего поделать не могу. Униформа такая, царская. И пока здесь эти старые пердуны, мои опекуны-советнички, даже думать нечего штаны надеть. Мне, может, тоже не нравится яйцами сверкать. Тут гнуса — тучи. Я флакон репеллента в сутки извожу. И все равно к вечеру зверею, потому что покусан во всех нежных местах. Потому и водка. Она снимает эту ярость. Насчет Берга — а в чем проблемы? Поди и прибей, если невтерпеж, можно подумать, я огорчусь. Не, ну конечно, огорчусь. Я сам хотел ему горло расписать. Но тебе, так и быть, уступлю.
— Он мой брат.
Царь на секунду потерял дар федеральной речи. Он подался вперед, уставился на Маккинби широко раскрытыми фиолетовыми глазами.
— Берг? — уточнил он с недоверчивой кривой усмешкой. Добавил несколько слов по-индейски. — Берг — твой брат?!
— Ну, троюродный. Но все-таки.
— Ой, бля… — только и сказал потрясенный царь. — Ну и новости…
— Мог бы в мою родословную заглянуть. Моя прабабушка — Дженнифер ван ден Берг. Та же самая, что и у него. Он — внук старшего ее сына, я — младшего. Думаю, понятно, что сыновей она родила от разных мужей.
— А Берг об этом знает?
— Конечно.
— То-то я думаю, вы так остервенело дрались тогда в фонтане… А у вас типично братское такое соперничество.
— Никакого соперничества. Вульгарная родовая вражда. Берг вряд ли помедлит убить меня, если подвернется случай. Я — не могу. Потому что он дерьмо, но я-то — нет!
Царь поморгал и сдался:
— Ладно. Я понял. У тебя высокие моральные принципы и этический кодекс толщиной с меня. Ну а Делла? Ты и так ее получишь. Бандитов возьмем — и забирай, я вам еще пир на прощание устрою. У тебя никто ее не отнимает.
— Патер, ты идиот или уже напился?
— А в чем дело?
— Да в том, что… Ты действительно думаешь, я это ради того затеял, чтобы…
— Ой, блин, Маккинби, раньше ты таким стеснительным не был. Конечно, я так и думаю.
— Ты придурок. Я пальцем к ней не прикоснусь. Как ты верно заметил, у меня этический кодекс толщиной не то что с тебя — а с двух меня. Делла меня не любит и не хочет. Чтобы соблазнить ее, мне нужно… — Маккинби покачал бутылкой и поставил ее на стол. — Те самые сто пятьдесят граммов. В пьяном виде я превращаюсь в веселую свинью, которой море по колено. У меня откуда ни возьмись появляется харизма до потолка и самомнение до небес, я становлюсь дивно красноречивым и могу уболтать кого угодно на что угодно. В общем, такой же, как Берг. Тут-то и видно, что мы оч-чень близкие родственники. Разница в том, что Берг обычный подонок, а я — веселая свинья. Как по-твоему, могу я так поступить с женщиной, которую люблю?
— По-моему, — царь вздохнул и отобрал бутылку, — ты навыдумывал себе лишних проблем. А теперь ты загрузил ими меня, а мне не хочется сегодня с тоски выть на луну. — Он пополнил кружку и вкусно выпил. — Закроем тему. На всякий случай: если что, у меня для тебя сто пятьдесят граммов всегда найдется. А там как знаешь.
Входное полотнище откинулось, и в комнату шагнул высоченный худой старик-индеец. Он был в мантии, почти ничем не уступающей царской, в золотом поясе и цепочках на груди, в высоких сапогах. На бедрах он носил скромную повязку, а на предплечьях — расписные кожаные наручи.
Царь мгновенно схватил бутылку, сунул ее под стул, но координация движений уже была подточена водкой — бутылка выскользнула из неверных пальцев и выкатилась старику точно под ноги.
— Ну все, — обреченно сказал царь, — спалились. Ща будет.
Старик поднял бутылку, изучил ее со всех сторон.
— Прижми к руке, не стесняйся, — сказал Маккинби.
Старик вопросительно уставился на него, словно не понял. Царь, скрипя зубами, перевел. Старик односложно ответил. Царь сказал:
— Он спрашивает — зачем?
— Метки прочитать. Патер, не утруждай себя. Хесс неплохо говорит на федеральном. Я уверен, у него есть чип. Не зря же он носит эти красивые наручи, один во всем совете старейшин. Прячет чип на левом запястье? Тогда третий федеральный канал на Саттанге — у него.
Старик поставил бутылку на стол и хладнокровно сказал царю:
— Ты слишком много пьешь. Это дурной напиток, он сделает тебя слабым.