Я повернулся к Дэнни и сказал: «На хер Джонни! Ему с нами не по пути». Дэнни лишь пожал плечами. А потом я себя вдруг почувствовал супергероем и выдал: «На хер его, – снова сказал я. – Кто-то просто задрал планку, а нам надо быть лучше». Грубовато, но нам нужно было проснуться, потому что к концу 1982 года мы знали, что никакими американскими Iron Maiden мы не были. До того момента Maiden всегда были для нас особенными – во‐первых, потому что они были мегаохуительными. Даже когда у них пел Пол Ди’Анно, они были образцом для подражания. Но еще мы их уважали, потому что нам казалось, что в начале своего пути им сопутствовал успех, который нам был по силам, поэтому мы не опускали руки и шли к цели. Сначала они разогревали Judas Priest, а потом выступали хэдлайнерами. А с приходом Брюса Дикинсона стали совершенно другим зверем. За каких-то три месяца они сменили клубы в 2000 человек на аншлаговый концерт в Мэдисон-сквер-гарден. Выпустив «The Number Of The Beast», они стали недосягаемы.
По случайному совпадению мы впервые прикоснулись к великому, когда за полгода до прорыва Iron Maiden выступали в концертном театре «Северная сцена» в Лонг-Айленде. Мы с Лилкером поехали туда с моим братом и всеми нашими корешами. Один из наших знакомых работал на концерте и дал пропуски в фотопит[35]
. Толпа рубилась в первых рядах, а мы стояли в пите и наблюдали, как Maiden жгут напалмом в двух метрах от нас.Изначально Anthrax должны были отыграть на той же площадке вместе примерно с 15 другими группами, но концерт перенесли, потому что приехали Maiden. Перед концертом мы напечатали листовки с первым логотипом Anthrax и новой датой концерта, который должен был состояться где-то через месяц. Мы просунули все эти листовки под футболки и между песнями, пока на сцене гас свет, подбрасывали их в воздух. Когда сцена снова освещалась, около Брюса Дикинсона валялась бумага. К счастью, он не видел, как мы бросали листовки, иначе бы нас, возможно, выгнали. И чудесным образом ни один охранник нас не спалил, а мы стояли и застенчиво улыбались.
Брюс посмотрел под ноги, и группа перешла к другой песне. Как только они отыграли песню, Брюс наклонился и поднял одну из наших листовок. «Кто-то бросил сюда бумагу. Наверное, хотят, чтобы я прочитал, – сказал он. – Написано, что группа Anthrax выступит здесь через месяц. Так вот почему это по сцене раскидано».
Мы ушам не могли поверить. Это был момент, как в фильме «Мир Уэйна». Вокалист нашей любимой группы только что упомянул наше имя со сцены. Мы охреневали и думали: «Твою же мать! Да на нашем концерте здесь и яблоку негде будет упасть!» Через месяц пришло от силы человек 150, хотя мест было на 2000. Но как же было круто, что Брюс Дикинсон прочел нашу листовку. Кто бы мог вообразить, что через шесть лет мы будем разогревать Iron Maiden на стадионах по всей Европе? Нам такое даже в голову прийти не могло. Мы решили, что они нам не по зубам. А тут появилась эта новая группа из Сан-Франциско, которая была с нами одного ранга. Они уже достигли того, к чему мы стремились, но были ненамного впереди нас. И звучали мы по-другому. Моя гитара звучала не так, как у Джеймса Хэтфилда. Мы играли свою музыку. В начале мы больше косили под Iron Maiden, а они – под Motörhead.
Конечно же, Metallica оказала на нас влияние. Услышав «No Life ‘till Leather», я конкретно прихуел. Но риффы и ритм у нас были совершенно разные. Можете поставить любую пластинку Anthrax, и я ни в одной песне не слышу риффы Хэтфилда. Однако мы сразу же поняли, что эти ребята очень крутые. По крайней мере, я знал, что нужно проявить упорство и вкалывать в два раза больше.
Дерьмово, что мы не смогли попробовать составить им конкуренцию, потому что пришлось менять половину состава. Берри, никогда не чувствовавший себя в Anthrax в своей тарелке, ушел, а позже сколотил группу Hittman с нашим бывшим вокалистом Джимми Кеннеди. Более значимо, что мы в итоге решили уволить Грега Д’Анджело. Я до сих пор считаю, что он был классным барабанщиком, но мы просили его сыграть на двух бочках, а он не мог. Мы с Лилкером думали: «Послушай этот чертов Motörhead. Зацени песню “Overkill”, возьми и сыграй!» Но он не мог. Не знаю, не хотел или физически ему было тяжело так манипулировать ногами. Но появился повод от него избавиться, и он ушел. Было это 7 мая 1983-го, сразу же после того, как мы выступили на разогреве у Metallica в баре «У Вилли» в Сейрвилле, Нью-Джерси. И вдруг Грег заявил: «Я ухожу. Буду играть в Cities».