Настоящий мужик. История парня из Anthrax

Мы работали в студии Pyramid Sound три недели. Помимо того что мы записывали свои партии, Нил с Джонни убедили нас записать кавер Элиса Купера «I’m Eighteen». Приблизительно в то время Quiet Riot попали на первое место со своим кавером Slade «Cum On Feel The Noize», и Джонни подумал, что нам нужна чужая песня, которая бы помогла как следует продвинуть продажи альбома. Нилу песня дико нравилась. Я был против. Я считал, что на альбоме песня «I’m Eighteen» совершенно не в тему, но меня никто не слушал. В знак протеста я отказался играть на треке. Все партии сыграл Спитц. Это единственная песня в истории Anthrax без моего участия. Я был категорически против этой песни на альбоме, и, конечно же, никакие хит-парады нам не светили, поэтому, полагаю, я оказался прав.

Глава 8 Небольшие трудности

Воплощая свои рок-н-ролльные мечты в реальность, я по-прежнему встречался с Мардж. Окончив школу, она поступила в Северно-Восточный университет в Бостоне и уехала на четыре года. Мы должны были жить отдельно, но продолжать долгие отношения. Раз в месяц я приезжал к ней в Бостон и зависал на несколько дней, поэтому, когда она была на занятиях или делала уроки, я узнавал, кто играет в местных клубах, и ходил на панковские и металлические концерты. Я часто зависал в «Парадизе», маленьком клубе на улице Содружества. Клуб был реально маленький и узкий, но там играли многие крутые группы. Еще был клуб «Канал», больше похожий на складское помещение на воде, которое уничтожили в конце 1990-х, чтобы построить огромное шоссе. И если в обоих клубах было скучно, в «Подвальчике», который называли «Крысиной Норой», всегда рубили панковские группы – наверное, там реально бегали крысы. Он напоминал CBGB, только в Бостоне, и выглядел мрачнее и серьезнее. На улице стоял швейцар по имени Митч, который был болен раком. Он перенес ларингэктомию[37] и мог разговаривать только с помощью механических приспособлений, которые нужно было держать у горла. Когда он сиплым голосом говорил, он звучал сердито и угрюмо, как одна из тех старых обучающих игрушек.

Вернувшись домой, я часто трепался с Мардж по телефону, но довольно быстро понял, что встречи с ней раз в месяц не устраивают мое либидо. Хреново так говорить. Я мог бы подрачивать и оставаться верным, но в клубах были телки, которые нас котировали, и когда мы зависали в клубах «ЛяМур» или «516», пытаясь продвигать группу, вокруг всегда были телки, и некоторые из них были горячими штучками. И я подумал: «Мардж в Бостоне. Сама решила пойти в колледж и бросить меня в Нью-Йорке».

Я, конечно, был конченым эгоистом. Бля, мне было 19 лет, и девочки, с которыми мы знакомились, были доступными и хотели кутить. Им было плевать, как ты выглядишь. Ни фейсбука, ни твиттера не было, поэтому вряд ли бы тебя кто-нибудь поймал. Раньше было гораздо больше способов не спалиться. Если тебя палили за изменой, ты был полным кретином.

Мозгами я понимал, что люблю Мардж, но моногамия в таких случаях как-то не работала. Либо можно было остаться с ней на всю жизнь и смириться с тем, что секс у меня был всего с двумя телками. Меня такое не устраивало. Нет, я не трахался каждый вечер. Это происходило время от времени, но измена есть измена, и я отжигал несколько лет. Мардж думала, у нас прекрасные отношения, потому что я приезжал к ней раз в месяц, и мы шли на выставку в музей и все такое, а потом трахались. Затем я слушал ее истории об учебе, кивал ей, улыбался, а сам думал об Anthrax.

В некоторой степени смеялся я сам над собой. В Бостоне у меня была Мардж, а в Итаке девочки, с которыми я чувствовал себя рок-звездой. Когда мы закончили с альбомом, меня резко вернуло в реальность. Я снова оказался в своей клетке дома у мамы, где стояло все мое оборудование, потому что мы уже съехали из «Дома Музыки». Мы приезжали туда не каждый день и не хотели больше платить за аренду. В итоге нам было негде репетировать и разместить шмотки. Мне пришлось запихнуть все свои кабинеты Marshall и гитары с педалями к себе в комнату, где едва ли помещался матрас возле окна. Я спал и жил там почти три года. Возвращался с концерта и выгружал собственное оборудование в квартиру мамы. Роуди и дорожных техников не было. Сам справлялся. Плевать. Я был готов на любые условия, лишь бы добиться цели.

Вскоре мы вернулись из Итаки в Нью-Йорк с готовым альбомом. Это был Anthrax периода 1984 года, и он мне до сих пор нравится. В то время, конечно же, он мне тоже нравился, но сведение я терпеть не мог. И обложка меня ужасно бесила. Обложка и название пришли в голову Нилу. Раньше у Нила была самодельная кольчужная перчатка, которую он носил на сцене. Он сидел у себя на хате с грудой металла и несколько часов ее мастерил. Может быть, ему стоило быть ремесленником эпохи Возрождения, а не певцом. Он видел, как Judas Priest носят весь этот металл, и решил, что нам нужно напялить на себя еще больше металла и железа.

«Нам на обложке нужен парень, который получает металлической перчаткой, пробивающей его голову насквозь!»