Мы смотрели одни и те же фильмы, читали одни и те же книги, втыкали в одно и то же по ящику и тащились от одних и тех же групп, так что мы с Клиффом сразу же скорешились. Я с детства был фанатом Skynyrd, но никогда не слышал R.E.M. Я спросил у него про них, а он сказал, что эта крутая группа из штата Джорджия. Потом он дал мне кассету, на одной стороне которой была группа Murmur, а на другой – Reckoning. Я пришел домой, врубил – и да, Клифф был прав. Ранний материал R.E.M. классный. Клифф был потрясным чуваком, и все это знали. Было в нем что-то особенное – в них всех было. Сначала казалось, что у них нет разногласий. Они все вместе дружно бухали и творили всякую херню. Но, в отличие от ребят, Дэйв был недалеким. И когда он реально нажирался, мог вести себя как полный придурок. Поздно ночью он притаскивал всякий хлам с помойки и баррикадировал вход в репетиционные помещения других групп, и когда на следующий день они приходили репетировать, у входной двери валялась куча мусора. И все знали, чьих это рук дело, потому что, кроме ребят из Metallica, там никто не ночевал. Все эти музыканты барабанили в дверь Metallica, желая дать им пизды.
Я был с ними 9 апреля 1983 года, когда они играли в L’Amour вместе с Vandenberg и The Rods. На сцене были музыканты Vandenberg. Был еще день, и они отстраивали звук, а Мастейн уже в говно. Он стоял в центре зала, и как только они закончили песню, начал орать, что они полное дерьмо и им лучше съебать со сцены. Джонни Зи его увел. Но я не думал, что Дэйва вышвырнули из-за этого. Бесспорно, этот парень – крестный отец трэша. Он написал кучу риффов для «Kill’Em All» и даже некоторые темы на «Ride The Lightning». Без Дэйва Мастейна трэш, может быть, никогда бы и не появился. Во всяком случае, на начальном этапе в плане подачи себя публике Дэйв был движущей силой.
В общем, где-то дня через два я проснулся и погнал в их репетиционку. Приезжаю. Смотрю, Клифф стоит и курит.
– Как сам?
– Да нормально, а что происходит? – ответил я, решив, что это обычный день.
– Да ничего особенного. Мы Дэйва уволили. Поехал на автобусе в Сан-Франциско.
Я рассмеялся – Клифф любил сострить.
– Да, смешно, – сказал я. – Слушай, я пойду, мне надо настроить усилок, чет мне не нравится, как он звучит. Увидимся наверху.
– Да я те серьезно говорю, – сказал Клифф. – Поднимись наверх и спроси у Джеймса с Ларсом.
Я поднялся, огляделся, но Дэйва так и не увидел.
– Что происходит?
– А тебе Клифф разве не сказал? – спросил Джеймс.
– Сказал, но он гонит, разве нет?
– Нет, мы уволили Дэйва утром.
Я все еще думал, что это брехня, а ребята просто прикалываются.
– Да вы че, блядь, серьезно?
– Серьезнее некуда, – сказал Ларс.
– Твою же мать! У вас же концерты, а в следующем месяце запись альбома. Джонни Зи знает?
– Знает, мы ему пару дней назад рассказали, – продолжил Ларс. – И попросили не болтать. Мы не хотели, чтобы Дэйв узнал. Мы не знали, что будем делать.
Они продумали всю операцию с военной точностью. Оказалось, случай на концерте The Rods в клубе L’Amour стал последней каплей. Они купили Дэйву билет в один конец до Лос-Анджелеса и ждали вечера, пока Дэйв нажрется – знали, что долго ждать не придется. Прямо рядом с «Домом Музыки» был автовокзал, они разбудили Дэйва, пока тот все еще лыка не вязал, и уволили. Он вырубился в одежде, так что переодевать его не пришлось. Они заранее собрали его шмотки в сумку и буквально посадили в автобус, пока он ни черта не соображал. А потом начали кумекать, как отправить ему его оборудование. У меня челюсть отвисла, я был в замешательстве. Клифф поднялся наверх и сказал: «Видишь, я ж те говорил».
– А как же концерты и запись альбома?
– Мы ждем парня из Фриско, он гитарист местной группы Exodus, – сказал Ларс. – Прилетит и будет нашим новым гитаристом. Он уже знает большинство песен и учит соляки.
Кирк был настоящим трудягой. Ребятам из Anthrax и Metallica было абсолютно плевать, где коротать ночь. Хоть в парке на скамейке, прикрыв лицо газеткой. Нас волновала только запись альбома.
Мне было девятнадцать. Всем моим друзьям – столько же. Нам было на все насрать, нас интересовала только музыка. Но Кирку было тяжелее, чем остальным ребятам, приспособиться к такому образу жизни. Он, несомненно, был наиболее ранимым из всей четверки. Иногда это проявлялось. В Сан-Франциско у него был дом и группа, только начинавшая свой путь. А тут ему пришлось жить в грязной репетиционной дыре. Но он никогда не жаловался и не злился. Он был, наверное, самым приятным парнем, которого я встречал, и деньги и слава его ничуть не испортили. Он все такой же милый, каким я его помню в день нашей встречи – на следующий день после прилета из Сан-Франциско.