Дэррил с силой выдохнул воздух – это был самый большой вздох, который он сделал самостоятельно на моей памяти.
– Но людям есть дело. Здесь всем есть до тебя дело.
Он продолжал молчать, однако мне показалось, что я увидел кивок. Мне хотелось расспросить его про семью, но не хотелось случайно затронуть больную тему.
– Если ты просто позволишь мне задать тебе пару вопросов, я оставлю тебя в покое. До конца дня. Просто пару коротких…
– Ладно.
– Хорошо, – начал я, посмотрев на вопросы, которые набросал на листке со своими поручениями. – Из чистого любопытства, скажи, ты в этом году прививался от гриппа?
– Не-а.
– А почему?
– Не подумал об этом.
– Уверен, перед началом учебного года в колледже ты был у врача. Он разве не предложил тебе прививку?
– Наверное.
– Так почему ты ее не сделал?
– Да не знаю я.
Я заметил у него на подбородке небольшой участок гипопигментации и набросал «витилиго?»[83]
на листке.– Ты знаешь, насколько важно таким, как ты, прививаться от гриппа?
Он удивленно приподнял бровь:
– Таким, как я?
– Больным астмой, – я скрутил свой листок с поручениями, словно газету. – У тебя была депрессия?
Он покачал головой:
– Нет.
– На меня зимой вечно накатывает депрессия.
Его взгляд переключился на окно.
– А на кого нет?
– Отстой.
Мы просидели в тишине больше минуты.
– Мне так же паршиво, – сказал он, – летом. Мне постоянно паршиво.
Было тяжело такое слышать, однако я был рад, что он со мной разговаривает.
– А ты когда-нибудь… Я не берусь говорить, следовало ли тебе… Но ты когда-нибудь говорил с кем-то об этом?
Он стиснул зубы:
– Вроде социолога?
– Ну не знаю, с кем угодно. С психиатром, например.
– Нет.
– Когда на меня накатывает депрессия, – сказал я, – И я не хочу ни с кем говорить. Мне хочется, чтобы меня оставили в покое. Просто хочется побыть в одиночестве.
Я подумал о тех случаях, когда был в депрессии. Вспомнил, как в порыве отчаяния накричал на пузырек со своими лекарствами от ВИЧ, когда меня вырвало тем немногим, что удалось проглотить на ужин. Я подумал о том, насколько мне было бы тяжелее, если бы также пришлось иметь дело с тяжелой хронической болезнью. И если бы мне пришлось справляться со всем в одиночку.
В медицинской базе данных нашей больницы приходится очень часто вводить пароль, и многие ставят максимально простой, который можно набирать одной рукой.
Я попытался представить внутренний мир Дэррила, но ничего не вышло. Его жизнь отличалась от моей, и он не особо мне помог понять, через что ему приходилось проходить или как бы я мог ему помочь. К тому же я не был психиатром, так что не мне было разбираться с этими проблемами. Я узнал про прививку от гриппа, и это уже было что-то. Дэррил перевернулся в кровати и зевнул.
– Я в порядке. Правда. Немного подустал. Если честно, я просто хочу побыть один.
– Хорошо, – сказал я, глянув на пейджер. – Рад, что мы вытащили эту трубку.
– Я тоже.
– Значит… Потом продолжим?
– Конечно.
Я закрыл коричневую штору и вернулся в ординаторскую.
– Кажется, мы получили ответ, – объявил я Дону минуту спустя. – Он не прививался от гриппа.
Дон держал в левой руке «Медицинский журнал Новой Англии», а правой печатал. Подобно многим моим коллегам, Дон выбрал такой пароль, чтобы его удобно было вбивать одной рукой – это позволяло заполнять предписания с умопомрачительной скоростью.
– А еще у него депрессия, – добавил я, присев на черный кожаный диван.
– У меня б тоже была депрессия, – сказал Дон.
– Сильная депрессия.
– Что-то планируешь с этим делать?
– Не хочет разговаривать с психиатром.
– Это не вопрос, – закончив печатать, он развернулся в мою сторону. – Существует определенный алгоритм, – продолжил он. – Если у кого-то депрессия, следует спросить: у вас были мысли о причинении вреда себе или кому-то другому? Если да, то планируете ли вы воплотить эти мысли?
– Понял.
– Есть большая разница между «Мои соседи меня достали» и «Мои соседи меня достали, и я собираюсь застрелить их во вторник из моего новенького АК-47».
– Само собой.
Дон стукнул по клавиатуре указательным пальцем.
– Предположим, он скажет тебе, что у него есть план. План сделать что-то плохое. Тогда что?
– Позвоню в полицию, само собой.
Мне еще не доводилось встречать пациента, который планировал причинить вред себе или кому-то еще. Я воспринимал своих пациентов по большей части как добрых, временно ослабленных людей, которые нуждались в помощи, а не как невменяемых монстров, способных кому-то навредить.
– А что насчет врачебной тайны, Мэтт? Если пациент тебе по секрету расскажет о чем-то коварном – своем плане кому-то навредить, неважно, – можешь ли ты сообщить об этом в полицию?
– Наверное, я проконсультируюсь с больничным специалистом по этике.
– Это перекладывание ответственности, доктор Маккарти.
– Я попробую его отговорить. Это само собой.
– Ты ведь еще не проходил курс по амбулаторной практике? – спросил Дон.
– Нет.
– Значит, ты не слышал про Тарасову?
Я покачал головой.