– Минуту, – он распечатал какой-то документ и протянул его мне: – Прочитай.
Там было вкратце изложено судебное дело «Тарасова против руководства Калифорнийского университета», с которым в конечном счете знакомили всех ординаторов Колумбийского университета. Дон вернулся к своему журналу, и я прочитал, что летом 1969 года аспирант Калифорнийского университета сообщил своему психологу, что собирается убить Татьяну Тарасову, которая отвергла его ухаживания. Аспиранта ненадолго поместили в лечебницу, но вскоре отпустили на свободу. Несколько месяцев спустя он убил Тарасову, зарезав ее ножом. Ни Тарасову, ни ее родителей никак не предупредили о возможной опасности, и родители подали в суд. Дело было рассмотрено Верховным судом Калифорнии, который постановил, что врачи и психиатры имеют обязательство не только перед пациентом, но и перед людьми, которым этот пациент напрямую угрожает. «Защита пациента заканчивается там, – постановило большинство, – где начинается угроза для общества».
– Ну что? – спросил Дон, когда я отложил листок.
– Я поговорю чуть позже сегодня с Дэррилом. Попытаюсь понять, что у него на уме. Не думаю, что нам есть о чем переживать.
Я вспомнил, что обещал больше не приставать к нему в тот день с расспросами.
Много этических вопросов в медицине связано с разглашением конфиденциальной информации. Нужно ли, например, скрывать от родственников пациента наличие у него генетической болезни, если он просит?
И снова я поразился тому, сколько всего должен был освоить. Помимо медицинских знаний и процедур, помимо четкого и информативного заполнения медицинских карт и взаимодействия с чертовски разнообразным персоналом больницы, я должен был разбираться в биоэтике. Я должен был ознакомиться с судебными делами и прецедентами. Я должен был знать, что делать в ситуациях, которые мне и в голову не приходили. В голове не укладывалось, сколько всего от нас требовалось.
– Он сказал мне, что сосед по комнате называет его жирдяем, – сказал Дон, не отрываясь от своего журнала.
Я вздрогнул от неожиданности. Дон уже успел выведать у Дэррила больше, чем я. Как ему это удалось? Мои ординаторы вечно были на шаг впереди. А то и на несколько.
– Я поговорю с ним.
– Ладно, – сказал Дон, – но только не прямо сейчас. Нам нужно сделать поясничную пункцию, поставить два центральных катетера и выполнить парацентез.
– Понял. Я захвачу материалы.
Три часа спустя, заканчивая проводить поясничную пункцию, краем глаза я увидел Дэррила Дженкинса. Он лежал на каталке, завернутый в несколько одеял, со своим пакетом с одеждой на коленях. Его астму удалось взять под контроль, и ему больше не было необходимости оставаться в реанимации. Его переводили в отделение общей терапии – скорее всего, уже через несколько дней он отправится домой.
Я так и не успел с ним поговорить. Был слишком занят засовыванием игл в других пациентов. Мне нужно было спросить, не думал ли он о причинении вреда себе или какому-то другому человеку, например соседу по комнате. Мне это казалось небольшим предательством, словно я считал его способным на что-то чудовищное. Мне казалось просто неправильным спрашивать Дэррила – парнишку, который чуть не умер из-за обострения астмы, – планировал ли он совершить что-то немыслимое из-за того, что был несчастен.
Бросив свою ручку и список заданий, я подбежал к его каталке.
– Эй, – сказал я. – Поздравляю с тем, что выбрался отсюда.
Дэррил смотрел в телефон и не поднял на меня голову:
– Спасибо тебе.
Это был не самый подходящий момент приставать с вопросами о причинении вреда себе или окружающим, но кто-то должен был это сделать. Кто-то, кто разбирался в этом лучше меня. Жестом попросив санитара задержаться, я сказал Дэррилу, наклонившись вплотную к его лицу:
– Могу я тебя о чем-то попросить? Ничего такого.
Он продолжал писать, уставившись в телефон.
– Хочешь, чтобы я сделал тебе одолжение?
– Ага. Но я хотел сначала с тобой это обсудить, – я замолчал, обдумывая свои дальнейшие слова. Это была моя последняя попытка. – Если мы пошлем к тебе специалиста, скажем, психиатра или кого-то еще, ты поговоришь с этим человеком?
Он отложил телефон и посмотрел на меня:
– Зачем?
– Потому что я считаю, что это важно.
Пока он меня осматривал, у меня запищал пейджер. Я поспешил его отключить.
– Я мог бы тебе объяснить это подробно, но если вкратце, то мне кажется, что тебе будет полезно обсудить с кем-то свою депрессию, – Дэррил продолжал молча на меня смотреть. – И мне было бы тоже, – добавил я. – Мне тоже пошло бы на пользу с кем-то поговорить.
Он пожал плечами.
– Это не займет много времени, – продолжал я. – И я действительно считаю, что это важно.
Ему пришло сообщение, и он взял свой телефон.
– Ладно.
– Правда?
– Да, без проблем.