Настольная книга адвоката. Искусство защиты в суде

Речь может продолжиться рассказом о жизни Джимми в заключении, где он провел семнадцать месяцев, ожидая суда. Можно обсудить его страх перед пожизненным заключением или даже смертной казнью и его ощущение беспомощности, потому что он невиновен. (Во многих штатах адвокату не разрешается говорить о наказании, если обвиняемый будет признан виновным. Но присяжные знают о нем, поэтому вопрос можно решить общим подходом, не конкретизируя наказание.) Мы попытались поставить себя на место клиента, чтобы понять его страх. Часть заключительной речи, касающаяся переживаний клиента, может звучать следующим образом: «Какие чувства испытываешь, засыпая на грязном, жестком матраце в стальной клетке, называемой камерой, видя кошмарные сны об электрическом стуле и просыпаясь в холодном поту, когда понимаешь, что это не просто сон, а реальность, которая ожидает тебя, если ты не сможешь убедить присяжных в своей невиновности?» Вероятно, здесь последуют возражения. Странно, но закону не нужно, чтобы присяжные учитывали результаты своего решения. Тот же закон требует, чтобы мы полностью обдумали последствия своих действий, потому что ответственность за них возлагается на нас. Тем не менее во многих штатах адвокату защиты запрещается упоминать факт наказания, который может повлиять на вердикт присяжных.

Шаг третий. Справедливое негодование, этический гнев, который дает нам мотивацию. Мы проникли в самое сокровенное и легкоранимое место клиента — в его душу. Каким способом мы туда попали, зависит от того, кто мы и какими ресурсами располагаем. Это можно сделать, постоянно посещая нашего клиента и часами разговаривая с ним. Обладая умением слушать, мы услышим не только то, что сказала мать погибшей в автоаварии девочки, малышки Полли, но и то, что она боится сказать, — что блокируется разумом, чтобы не сойти с ума и прожить хотя бы еще один день. Мы поменялись с ней ролями и благодаря этому поняли ее, а она — нас. Мы сказали матери: «Позволь на один миг стать тобой. Я вижу, как на меня наезжает машина Блэтти. Что я чувствую? Что говорю? Что слышу?»

Если мы в роли Скулкрофтов, жертв уголовного дела, то чувствуем то же самое: страдание, запятнанное гневом. Если мы в роли Джимми и мы невиновны, то чувствуем прежде всего страх, а вслед за ним — гнев и отчаяние, что не можем избежать западни. Все наши чувства покрывает туман стремления к справедливости, которой мы лишены, и праведного негодования. Это этический гнев, и он разжигает страстное желание справедливости, которое движет заключительной речью, формирует тон решающего довода, волнует нас и заряжает энергией. Если нужно, мы можем быть мягкими и спокойными. Но давайте думать об этой энергии как о возможности добиться справедливости с помощью гнева. Мы не потеряем благоразумия, но потребуем воздаяния. Стремление к справедливости станет темой заключительной речи и определит ее тон, а этический гнев свяжет ее с врожденной тягой к справедливости самих присяжных.

Шаг четвертый. Определение нужной меры справедливости. В деле малышки Полли заключительная речь может звучать следующим образом: «Мы знаем, что не сможем найти справедливость. Единственное, что остается для родителей Полли, — денежный фонд. Он находится там, на столе мистера Хартфелта. Вообразите большой ящик. (Можно взять картонную коробку, отнести ее к столу защиты и положить туда.) Вообразите также, что он наполнен денежными купюрами большого достоинства. С точки зрения закона этот фонд представляет собой жизнь девочки. Какого размера этот ящик? Решать вам. Я предположил бы, что он содержит пять миллионов долларов. Возможно, больше. Скажем, десять. Это решите вы. Так я представляю себе правосудие и справедливость в этом деле — жаль, что это единственная справедливость. Но клиент мистера Хартфелта хочет оставить этот ящик в неприкосновенности.

Что делать родителям маленькой Полли в этом случае? Их ребенок был убит мистером Блэтти — радостное, счастливое дитя в мгновение ока превратилось в окровавленный, молчащий труп. Мистер Блэтти был пьян. Об этом ясно свидетельствуют улики. Он даже не отрицает этого, потому что это правда — он в пьяном состоянии управлял автомобилем, выехал на полосу встречного движения и убил маленькую девочку. Если бы он убил ее бейсбольной битой, мы назвали бы это убийством. Но он совершил преступление с помощью средства в тысячу раз опаснее биты — автомобиля, весящего больше тонны и несущегося со скоростью сто двадцать километров в час, силу удара которого почти невозможно измерить. Убийца — он. Его оружием был автомобиль. И все же единственная справедливость, о которой мы можем просить, — это то, что находится в этом ящике. В этом деле никого не отправят в тюрьму. Почему? Ну, его честь говорит, что мы не можем углубляться в этот вопрос.