Настольная книга адвоката. Искусство защиты в суде

Закон беспомощен. Он не может вернуть малышку Полли, даже на пять минут. Если бы было не так, родители сказали бы защите: „Забирайте свой ящик. Забирайте все деньги, которые в нем находятся. Забирайте все! Только отдайте нашу маленькую девочку на пять минут! Пусть мы увидим одну ее улыбку, почувствуем объятия ее ручонок на шее отца, щечку, прижавшуюся к щеке матери, — всего на пять минут“. Но закон не может вернуть малышку Полли даже на это время. Он лишь может дать взамен деньги.

Итак, что делать родителям Полли? Должны ли они сказать: „Хорошо, мистер Блэтти, поскольку закон не может вернуть нам дочурку даже на пять минут, поскольку он не может обеспечить достаточной справедливости, оставьте ящик себе. Возьмите деньги, которые полагаются за смерть Полли. Вы так не хотите с ними расставаться. Ну и берите их себе!“? Они так должны сказать? Должны не только простить мистеру Блэтти убийство дочери, но и обогатить его, позволив сохранить денежный фонд? Разве у них нет права на справедливость, которую может обеспечить закон, даже если она настолько неадекватна?

Но есть еще чувство вины! Да, вины! Как могут родители требовать денег за мертвого ребенка? Эту вину возлагают на родителей Полли. Мистер Хартфелт скажет об этом расплывчато и немногословно, но он напомнит, что они пришли сюда, чтобы получить деньги, как будто они должны этого стыдиться. Но он не скажет, что стороне защиты, представляющей мистера Блэтти, негоже оставлять эти деньги себе. Что чувствуют родители, потерявшие ребенка, прося за него деньги, если для них не предусмотрено никакой справедливости, кроме денежного фонда? Они чувствуют себя виноватыми. Но правильно ли это?

Я не слышал, чтобы мистер Блэтти хоть раз сказал, что сожалеет о содеянном. Ни слов извинения, ни склоненной головы, ни слезинки раскаяния в его глазах. Только самодовольная ухмылка, чванливая заносчивость. Этот человек отчаянно вцепился в ящик с деньгами, запустив процесс защиты в этом деле — неправедной защиты, и он знает об этом.

Мне его жалко. Этот убийца невинного ребенка, должно быть, испытывает ужасную боль внутри. Наверное, ему трудно с ней справиться. Трудно смотреть в лицо родителям Полли и говорить то, что он сказал. Он, должно быть, жалкий человек: вначале совершил убийство, а потом попытался прикрыть его отрицаниями очевидного с помощью эксперта, который опроверг свидетельство полицейского. Мне жаль вас, мистер Блэтти, но я не испытываю к вам ненависти. Только печаль, что вы не могли войти в зал суда и признаться в том, что сделали. Вероятно, вам невыносимо смотреть в глаза правде. Я могу это понять. На вас лежит груз страшной вины. Но ваше отрицание фактов и даже попытка прикрыть их с помощью эксперта, доктора Фикса, не могут скрыть истину и в конце концов смягчить вину.

Защита в этом деле не пытается облегчить жизнь родителям Полли. Вместо этого она пытается переложить ответственность за смерть девочки на ее мать, которая сидела за рулем машины. Защита наняла эксперта, который под присягой хотел доказать ошибку полицейского, зафиксировавшего точку столкновения на полосе движения матери Полли. Одно дело, когда пьяный водитель убивает маленькую девочку. Но что делать честным людям, когда этот пьяный водитель нанимает людей, подобных доктору Фиксу, которые утверждают, что мать Полли лжет, полицейский лжет, вызванные нами эксперты ошибаются, а истиной в этом деле является сфабрикованная история доктора Фикса, так называемого специалиста по реконструкции ситуации?

Справедливость многогранна. Это не только деньги. Справедливостью будет также вердикт, который даст понять родителям Полли, что присяжные понимают их страдания, печаль и жестокую душевную боль. При желании им можно отказать. У вас есть на это власть. Вы можете сказать своим вердиктом, что не знаете, каково сидеть в этом зале и выслушивать злобную ложь о себе, что вас это не волнует. Можете сказать, что вам все равно, что вас не беспокоят боль, и потрясение, и ужас, когда ребенка убивают на ваших глазах, а присутствующий здесь пьяница обвиняет мать в смерти собственного ребенка. Это самое грязное оскорбление, которое один человек может бросить другому.

Справедливость выражается многими способами, и хотя вердикт может касаться только денег, он также показывает, что родители были услышаны, что среди присяжных есть понимающие люди.

Мы не просим симпатии к себе — она вряд ли кому нужна. Мы хотим, чтобы нас поняли. Нам хочется знать, что на планете Земля есть люди, сочувствующие боли, беспомощности и — да! — гневу, который испытали родители девочки как законопослушные граждане, — молча, без агрессии к человеку, убившему их дочь. Они ожидают, что закон исполнит свой долг, а вы, присяжные, как выразители закона, восстановите полную справедливость, которую допускает закон».