Есть и другие схожие черты, думал он. Наши занятия во многом подобны – они, в отличие от некоторых других, не признают классовых различий: все люди болеют, и концертные рояли расстраиваются точно так же, как пианино в заштатных кабачках. Эдгар хотел бы знать, какое значение это имело для доктора, потому что сам он рано понял, какова разница между быть необходимым и быть принятым. Хотя он нередко бывал в домах людей из высшего общества, где владельцы дорогих инструментов заводили с ним салонные беседы о музыке, он никогда не чувствовал себя там желанным гостем. И это отчетливое понимание чуждости простиралось и в другом направлении, так как он часто ощущал себя на редкость в своей тарелке среди плотников, кузнецов или грузчиков, с которыми ему сплошь и рядом приходилось общаться по роду деятельности. Он вспомнил, как рассказал Катерине об этом чувстве отчужденности вскоре после свадьбы, однажды утром, когда они гуляли вдоль Темзы. Она лишь рассмеялась и поцеловала его, щеки у нее раскраснелись от морозца, губы были теплыми и влажными. Он помнил это почти так же хорошо, как и ее слова, честное слово, мне нет дела до того, к какому обществу тебе удобней принадлежать, мне нужно только, чтобы ты принадлежал
Жаль, что доктор так и не написал ничего о самом фортепиано, подумал он, потому что именно
Господа!
Я пишу к вам с борта нашего парохода, направляющегося в Рангун. Идет уже четырнадцатый день нашего путешествия, и в пути для меня были большим развлечением наблюдаемые окрестные виды, а также крайне информативные материалы, предоставленные мне вашим Министерством. Однако я обратил внимание на то, что очень мало было написано о собственно цели моей миссии, а именно о фортепиано. Поэтому для истории, а также для общего сведения служащих Военного министерства я счел необходимым собственноручно записать этот рассказ. Пожалуйста, поделитесь этой информацией со всеми, с кем сочтете нужным. Господа, если вас заинтересует какая-либо дополнительная информация, я с большим удовольствием предоставлю ее вам.
История фортепиано “Эрар” вполне натурально может иметь два начала – начало собственно истории фортепиано и начало истории Себастьяна Эрара. Но первая длинна и замысловата, хоть и весьма любопытна; это слишком большое испытание для моего пера, ибо я настройщик, интересующийся историей, а не историк, интересующийся настройкой. Достаточным будет сказать, что после своего изобретения Кристофори в начале восемнадцатого века фортепиано претерпело значительные модификации, и инструменты “Эрар”, как и все современные фортепиано, находятся в русле этой славной традиции.
Себастьян Эрар родился в Германии, в Страсбурге, но в шестнадцать лет, в 1768 году, переехал в Париж, где стал учеником клавесинного мастера. Юноша, говоря без обиняков, оказался чрезвычайно талантлив и вскоре закончил обучение и открыл собственную мастерскую. Прочие парижские мастера почувствовали угрозу своему бизнесу со стороны одаренного молодого человека и развернули против него целую кампанию после того, как он изобрел