Наступление

— И за здоровье одиноких и пугливых молодых женщин! — Матейчо подмигнул ей, готовый тут же вскочить и заключить ее в объятия.

Она поняла его намерение, оценила его достаточно хорошо. У нее не оставалось сомнений, что ее квартирант наврал ей сегодня вечером с три короба, что он еще совсем недавно вертел коровам хвосты, грубо приставал к деревенским девчатам, но она изнемогала от сладостных желаний и была не в силах устоять перед ним. И чтобы не стать совсем легкой добычей, желая повысить цену взаимности, она поспешила изменить тему разговора:

— Вы здешнюю гимназию окончили?

— Я здесь учился, — сразу же соврал Матейчо.

— Ох, слушаю я вас, — вздохнула она, — и думаю, что вы ничего не получили в свои молодые годы.

— Да, оно, конечно, так. Мы жертвовали собой на благо народа, черт побери! — Он преодолел робость и неловко положил руку на горячее оголенное плечо Раины. Она смотрела на него с дерзкой улыбкой влажными и горящими от неистового желания глазами.

Матейчо схватил ее на руки и понес к кушетке. А она, прерывисто дыша, шептала:

— Ох, что вы делаете, вы сошли с ума…

Утром Матейчо проснулся, находясь все еще под впечатлением от проведенной ночи. Около часа он лежал на спине, и ему казалось, что он только что увидел какой-то сладкий и счастливый сон. Сквозь полуоткрытые шторы проникал солнечный свет, и веселый лучик плясал где-то посередине комнаты. Раина то выходила во двор, то возвращалась на кухню, напевая какую-то песенку. Матейчо прислушался к лесенке и, сонно потягиваясь, полушепотом сказал:

— Пой себе, душенька, повезло нам обоим, только бы судьба дала нам с тобой побольше времени поворковать…

В казарму Матейчо прибыл вовремя. Заглянул в одно помещение, в другое. Браться за работу не хотелось. Словно острая жажда, его мучило искушение поделиться с кем-нибудь своей радостной тайной. Но с кем в полку можно было поделиться, кому довериться, чтобы радость стала еще полнее? Не с кем. Друзей у него здесь не было, знакомых тоже. И тут он вспомнил о Самарском. Только ему он мог рассказать о своем неожиданном успехе в любви.

Матейчо сообщил в штаб полка, что его по очень важному делу вызывают в областной комитет партии. Этой ложью он преследовал еще одну цель — ему хотелось, чтобы в штабе создалось впечатление, что он на короткой ноге с самыми ответственными людьми, и пусть в штабе имеют это в виду, потому что может случиться и так, что ему понадобится куда-нибудь отлучиться.

В областном комитете его ждало первое разочарование. Ему сообщили, что Самарского в городе нет и что он вернется только через неделю. Тогда Матейчо пошел по главной улице: во-первых, ему хотелось пройтись, а во-вторых, хотелось, чтобы ему покозыряли младшие по чину, потому что от этого Арапский теперь испытывал истинное удовольствие.

Но только он вышел на площадь, как натолкнулся на Цоньо Крачунова. Матейчо не видел его с тех пор, как покинул участок в Камено-Поле. Крачунов заболел, ему сделали сложную операцию, получилось какое-то осложнение, и его с трудом спасли. Он был все еще болезненно бледным и слегка прихрамывал. От неожиданности Крачунов остановился и уставился на Матейчо, как будто не верил своим глазам.

— Как поживаешь? — наконец холодно спросил он.

— Ничего. Служу. Ты, говорят, тяжело болел, перенес операцию? — поспешил переменить тему разговора Матейчо.

— Да, — все так же холодно ответил Крачунов. — А тебе пора бы взяться за ум. Тебе надо учиться, читать, заниматься самообразованием…

— Конечно, — прервал его Матейчо. — Я и так каждый день газету прочитываю от первой до последней строчки.

— Оставь газету, — нахмурился Крачунов, — ты вообще учился?

— О чем ты говоришь? — обиделся Матейчо. — Дополнительное земледельческое училище нам зачтут за пятый класс…

Крачуиов все так же сердито прервал его:

— Ни за что ни про что никто вам не зачтет, так что давай-ка поступай в вечернюю гимназию.

— Конечно поступлю. Если не уеду на фронт, вот в чем загвоздочка.

На этом они и расстались. Радостное настроение Матейчо было испорчено холодным наставническим тоном Крачунова. Он сразу же направился к казарме, думая по пути: «Хорошо, что Крачунов был болен, пока я рассчитывался там, а то он наверняка помешал бы мне. Завидует, знаю я его, вот теперь пусть кусает себе локти. А попробует еще раз так со мной разговаривать, — продолжал грозиться Матейчо, — я найду, что ему ответить. Мои заслуги не меньше чем его. Ну и люди пошли, черт бы их побрал, все им колет глаза чужая удача!»

В казарму Матейчо вернулся, терзаемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, он сожалел, что пришел в казарму. С другой — радостное волнение ласкало сердце. Раина пригласила его на обед домой. Он уже предвкушал радость и удовольствие от этой встречи.

Было около одиннадцати часов, и он решил пойти к себе на квартиру. В казарме ему не сиделось. Но только он собрался выйти, как к нему вошел солдат и доложил:

— Господин офицер, у ворот вас дожидается какая-то женщина.

— Какая? Полненькая, черноглазая? — Он прежде всего подумал, конечно, о. хозяйке.

— Нет, господин офицер…