— Я не бедствую. Разве что из любопытства, чтобы узнать о себе много нового от читателей и профессиональных критиков, — усмехнувшись, ответил я.
— Это вы точно подметили! Ушаты грязи выльют! — весело накаркал журналист Маныч.
— Не отпугивай молодого человека, — наехал на него Алексей Семенович и протянул мне свою визитку. — Если решитесь, приходите в редакцию, спросите меня.
Я решился, купил машинку и отстукал, что думаю о пьесе. Постарался быть ироничным, но добрым, будто дедушка говорит о шаловливом внуке. Отвез ее в редакцию, которая располагалась в Пассаже на углу Дерибасовской и Преображенской. На входе сидел охранник — довольно кабанистый тип, едва помещавшийся в отведенном ему закуте.
— Дать объявление? — спросил он.
— Нет, статью принес в отдел «Театр и музыка», — ответил я и показал визитку редактора.
— По коридору последняя дверь справа, — произнес охранник, не соизволив, как это обычно делают, показать направление рукой.
За первыми двумя дверьми справа строчили пишущие машинки, не меньше роты. На обеих никаких табличек, как и на последней с этой стороны коридора, на стук в которую последовало изнутри приглашение войти. Внутри стояли три стола, заваленные рукописями, наверное, но в наличии был только Алексей Семенович Балабан, дымивший вонючей папиросой, затягиваясь так, словно это косяк.
— Принесли? — после обмена приветствиями спросил он и сам ответил: — Вижу, молодец! Давайте сюда. Присаживайтесь.
О существовании курсов по скорочтению я пока не слышал, но редактор явно владел им, потому что пересек по диагонали обе страницы машинописного текста и вынес вердикт:
— Подходит. Отдам корректору, чтобы исправил грамматические ошибки, перепечатаем — и в субботний номер.
— Долго жил заграницей, отвык от русского языка, — произнес я в оправдание своей малограмотности.
— Это поправимо. Главное, что слог у вас легкий и мысли умные. — утешил он и проинформировал: — Жду другие статьи на любое культурное событие в нашем городе и не только: спектакли, концерты, новые романы…Гонорар платим через неделю после публикации, но лучше придти через две. Касса напротив.
— Не к спеху. Принесу еще что-нибудь, заберу гонорар, — сказал я.
Надо же, когда в годы советского студенчества были нужны деньги, бегал с высунутым языком по редакциям журналов и газет, чтобы тиснуть хоть что-нибудь и получить пару копеек, а тут сами предлагают. Все-таки в царской России образованному человеку намного легче жить. В Западной Европе, да по всему остальному миру, так и останется до начала двадцать первого века, как минимум. Только в СССР и постсоветской России без диплома о высшем образовании не устроишься дворником.
74
Мне пришло в голову, что получать образование человек должен лет после двадцати-двадцати пяти, когда пошляется по жизни, поймет, чего от нее хочет и с каким образованием легче достичь этого. Сразу после окончания школы точно знают это только те, кто родился стариками. Первое образование я получал как-нибудь, а второе и следующие — со смыслом и упорством. Подозреваю, что возраст поступления в профессиональные учебные заведения вскоре повысят, но по другой причине — затянувшегося инфантилизма.
Вот и сейчас я исправно хожу на лекции, посещаю лабораторные и практические занятия. Иногда, чтобы меня уж точно запомнили, терроризируя профессоров умными, по моему мнению, вопросами, никогда не поправляя тех, кому сдавать экзамен. В советском дипломе у меня был всего один трояк, полученный за то, что дважды за семестр обратил внимание профессора на его ошибки. Научные знания сейчас где-то на уровне выпускника советской средней школы, может, первых двух курсов института, так что учиться мне легко.
Учебе время от времени мешают активные придурки. Императорский Новороссийский университет бурлит. Студенты создали Коалиционный совет и начали собирать деньги и закупать оружие, в чем им помогают некоторые профессора. Отдохнувшие за лето активисты со второго и третьего курсов, которым влом ходить на лекции, а чем-то ведь надо заниматься целый день, постоянно митингуют в коридорах, аудиториях, во внутреннем дворе… К ним постоянно приходят «реалисты», семинаристы, гимназисты, рабочие, всякие мутные типы, которым надо укрыться от полиции. Как-то незаметно одним из главных требований стало отсоединение от Российской империи и образование независимого государства. Названий было несколько. Предполагаю, что выбрали бы «Израиль». Разжиревший и обнаглевший анкеназский капитал рвался к власти, созданию собственного государства.