Мы сели в пролетку. Я левой рукой сжал ее правую, маленькую, теплую и податливую, и почувствовал, как в меня перетекает покалывающая струйка энергии. Наверное, и моя сейчас наполняет девушку. Мы отдаем избранному противоположного пола отрицательную энергию, которая для него положительная.
Войдя в мою квартиру, Вероник остановилась перед зеркалом и медленно сняла шляпку и расправила густые светло-русые волосы, как когда-то сделала ее сестра. Может быть, повторяла услышанное от Стефани, может быть, сказалось родство, может быть, чисто женское — привлечь, пленить. Она добилась своего — обнял и поцеловал в губы. Девушка прильнула ко мне всем телом, обхватила руками за шею. Меня пробило так, что забыл все навыки обольстителя, тупо поднял ее на руки и понес в спальню, где вместе рухнули на кровать. Я стремительно, не жалея пуговиц, раздел ее и себя и без прелюдии вошел в миссионерской позе. Вероник оказалась девственницей, но быстро вошла во вкус, вскрикивая-всхлипывая удивленно-радостно. Кончая, попыталась выскользнуть из-под меня, протяжно заскулив, как маленький щенок. Я тут же последовал ее примеру, словно упав в глубокую «воздушную» яму, после чего придавил ее размякшее горячее тело своим, таким же. Сил не было, даже пошевелиться. При каждом движении по телу разбегались покалывающие пузырьки, как а затекшем, онемевшем теле, но не болезненные, а приятные.
Вдыхая тонизирующий запах ее волос и касаясь губами маленького теплого ушка, прошептал:
— Я люблю тебя!
Вероник всхлипнула и, тыкаясь, как слепой щенок, начала касаться влажными губами моего лица, а потом произнесла со слезами в голосе:
— Я ждала этого с тех пор, как мы встретились первый раз на вокзале!
Умом понимал, что после женской тюрьмы под названием «Институт благородных девиц» любой мужчина кажется принцем на белом паровозе, видимо, для этого и было задуманы данные заведения, но хотелось быть счастливым — верить в услышанное.
117
Проснулся я от пристального взгляда. Вероник, как раньше ее сестра, лежала на боку, подперев голову кулачком, и смотрела неотрывно в мою сторону, но в полумраке не был уверен, что ее глаза видит меня, а не что-то или кого-то внутри себя. Лицо у нее было, как у блаженной.
— Зачаровываешь? — шутливо спросил я.
— Нет, — ответила она, слегка раздвинув губы в материнской улыбке, наполненной жертвенной любовью. — Когда спишь, ты совсем другой. Мягкий и беззащитный, как ребенок.
— У меня много недостатков, — согласился я.
— Это другое, — сказал она. — Как будто видишь незнакомого человека и думаешь, а вдруг он, проснувшись, не вернется в прежний образ?
— Тогда ты тоже заснешь и проснешься другой, — подсказал я.
— Не хочу быть другой! — отказалась она.
— Вот и не думай о всякой ерунде, — порекомендовал я, подвинул ее к себе и поцеловал в сухие мягкие губы.
Как будут советовать одесские проститутки, не бери дурное в голову, бери в рот: легче выплюнуть,
Будильник зазвенел в самый неподходящий момент. Дребезжал настырно, с явным намерением обломать любой ценой. За что и поплатился. Я долбанул его, не глядя, но всего лишь сбил на пол, где эта гадость продолжила издеваться над нами. Вероник нежно погладила меня по спине, успокаивая, но я чувствовал, как ее тело мелко трясется от беззвучного смеха. На меня накатила волна бешенства и быстро схлынула, вернув желание продолжить. К тому моменту и будильник заткнулся, издав что-то среднее между скрежетом и хрюканьем. Мне захотелось сделать больно Вероник, и продолжил напористо, думая только о себе. К моему удивлению, она сразу подстроилась, застонав громче и с животной радостью, Перед тем, как захочешь наказать женщину, подумай, какое удовольствие доставишь ей.
Выбравшись с кровати, нашел на полу будильник. Это кайфолом тикал, как ни в чём ни бывало, и показывал, что у нас на сборы двенадцать минут, иначе я опоздаю на первую лекцию.
Я сказал это Вероник и добавил:
— Позавтракаешь в кафе между парами. Я дам денег.
— Я с тобой не ради денег, — обиженно заявила Вероник.
Значит, обойдется еще дороже.
— Это не должно лишать меня удовольствия заботиться о тебе, — напомнил ей.
Одеваясь, Вероник обнаружила, что на жакете не хватает пуговицы, вырванной «с мясом». Так и не нашли ее.
— Вернусь с занятий, посмотрю еще раз, — пообещал я. — В пролетке никто не заметит, а дома переоденешься.
Заметив, как погрустнела Вероник, сделал вывод, что этот костюм, если не единственный «пасхальный», то самый красивое, и предложил:
— После занятий заеду за тобой, пообедаем вместе, а потом купим новый костюм. Я порвал, поэтому обязан возместить ущерб.
— Я не покупаю готовые, шью на заказ, — сообщила она.
— Закажу новый. Договорись с портнихой, — согласился я.
Проезжая мимо юнкерского училища, увидел Андрея Макарова, помахал рукой. Он козырнул, как положено курсанту, и проводил мою спутницу взглядом. Теперь у пацанов в училище будет новый объект обожания.
— Кто это? — спросила Вероник.
— Поклонник твоей сестры, — шутливо ответил я.
— Стефани всегда нравилась военным и замуж вышла за офицера, — поведала она.
— В каких он чинах? — полюбопытствовал я.