Во время учебы в институте я делал о нем доклад по предмету история философии, чтобы не читать всю остальную муть. Академик, коммунист-антисоветчик (чего только не было в антисистеме!), ставил на экзамене оценку, ничего не спрашивая, только по посещаемости: ходил и делал доклад — отлично, ходил, но не делал или наоборот — хорошо… У Кропоткина не было научных и каких-либо других трудов — на кой они анархисту?! — поэтому доклад свелся к биографии и констатации, что в данном случае философией был образ жизни, то есть типа русский вариант Конфуция. Что помню, так это отрицательное отношение князя Кропоткина, который Алексеевич, к террору. Так что не знаю
Экзамен начался с вопроса, заданного строгим тоном полковником Джанелидзе:
— До меня дошли слухи, что вы перед Рождеством защитили докторскую диссертацию по химии. Так ли это?
— Да, — ответил я. — Жду утверждения. Говорить до этого — дурная примета.
— Вай мэ! Боитесь сглазить, да?! — радостно произнес грузин, узнав, что я не проявил уважение к нему по уважительной причине.
— Это, видимо, как погоны нельзя покупать до присвоения следующего чина, — подсказал князь Кропоткин, который Васильевич и всё никак не станет полковником, скорее всего, из-за мутного родства, но виновата, конечно, какая-нибудь примета.
— Я уверен, что будущий профессор отлично разбирается в теории — топографии, фортификации и тактике, а познания по Уставу и артиллерийскому делу мы видели на летних сборах, так что не будем мучить его всякими вопросами. Он уже доказал на деле, что достоин быть офицером и частью нашего дружного дивизиона! — провозгласил полковник Джанелидзе, которому осталось служить до пенсии полтора года, а после него в дивизионе хоть потоп.
Остальные, которым до пенсии далеко, но ведь, по их мнению, и войны в ближайшие семь лет, когда я буду в запасе, не предвидится, тоже не стали напрягать меня. Тем более, что, как они и предполагали, были приглашены отужинать со мной в отдельном кабинете ресторана гостиницы «Санкт-Петербургской», отметить сдачу экзаменов. Поскольку старшим офицерам неприлично сидеть за одним столом с унтер-офицером, я заехал домой и переоделся в штатское. Оттуда позвонил в ресторан, зарезервировал столик и велел поставить на лед три бутылки полусладкого шампанского, которое считается сейчас мерилом успеха и победы — пробки в потолок!
После окончания срока службы мне будет присвоено звание прапорщик (младший лейтенант), которое ничего не дает вне армии, даже личное дворянство, положенное любому офицеру. Зато, если останусь служить или меня призовут, получу подпоручика и всё полагающееся с этим званием плюшки.
129
В конце апреля пришел диплом из Санкт-Петербурга — прямоугольный лист плотной бумаги со сложной красивой виньеткой: « Под высочайшим покровительством всепресветлейшего, державнейшего великого государя Николая Второго, императора и самодержавца Всероссийского и прочая, прочая, прочая. Императорский Новороссийский Университет.
Сим свидетельствует, что… (ФИО)… защитив публично и с совершенным успехом перед Советом университета… господином министром народного просвещения утвержден пятого апреля тысяча девятьсот десятого года в степени Доктора Химии с присвоением всех прав и преимуществ… Дата, подписи (золотыми чернилами), текстурная печать». Вместе с дипломом мне выдали в университете бумагу для полиции, что отныне я дворянин на службе в Императорском Новороссийском университете. Ректор Левашов подтвердил, что в силе наш разговор после защиты диссертации — со следующего учебного года я буду зачислен в штат на должность экстраординарного профессора, о чем я и написал ему прошение, которое было тут же завизировано и отдано секретарше, довольно смазливой даме двадцати семи лет. Видимо, я недооцениваю господина Левашова, считая только хозяйственником и политиком. В мои обязанности будет входить чтение лекций по курсу технической химии вместо почившего профессора Петриева и ленивого профессора Клименко, возможно, каких-нибудь еще, если кто-то из приват-доцентов откажется. Некоторые ординарные профессора предпочитают заниматься «чистой» наукой, то есть жить на оклад, больше ничего не делая. Жена покойного, согласно его завещанию, передала на кафедру литографии лекций и наглядные пособия: схемы, чертежи, рисунки, макеты… Так что мне даже не пришлось делать собственный конспект, лишь добавил сведения, появившееся за последние два года.