Идею о постройке сухогруза закинул еще зимой купец первой гильдии Бабкин. Ему так понравились наши буксиры-толкачи, которые исправно возили в Одессу не только фосфориты и пирит для завода, но и зерно для него из портов Днестра, Южного Буга и Днепра, что решил замахнуться на поставки последнего на экспорт. Ранее он продавал зерно с доставкой к борту судна, которое отвозили в Грецию или другие страны, наваривая немало. Мы могли бы сами получить эту прибыль и еще сэкономить на доставке длинноволокнистого хлопка из Александрии для нашего завода. Производство расширялось, сырья требовалось всё больше. Раньше проблема было в том, что Матвей Яковлевич несведущ в морских судах и перевозках, а теперь появился компаньон, который очень хорошо разбирался в этом. Акционерное общество «Одесский целлулоид» заплатило мне за разработку проекта пятьсот рублей и «РОПиТ» купил за тысячу, собираясь запустить серию дизельных сухогрузов. Не стал их предупреждать, что скоро начнется война и почти весь их флот будет заперт в Черном море или арестован в иностранных портах.
Швейцарский банк управлял моим вкладом настолько хорошо, принося около семи процентов прибыли, что я решил избавиться от российских пятипроцентных облигаций внутреннего займа. У меня теперь две зарплаты — полторы тысячи в год за заведование лабораторией на заводе и две будут за профессорство — и за чтение лекций что-то капнет, и приработок в газете «Одесские новости», и случайные гонорары, как за разработку проекта судна, так что должно хватить на жизнь. Оказалось, что облигации подорожали. У меня их выкупили на две десятые процента дороже номинала. Прошлой осенью в Одессе отменили военное положение, и народ воспринял это, как окончание революционного бардака, занялся бизнесом, вложением денег в ценные бумаги. Полученное от продажи облигаций было переведено в швейцарский банк «Ломбар Одье и Ко». Перед этим отправил им письмо, что приеду в конце июня или начале июля, попросил до моего приезда денежный перевод, который придет, подержать на счете, чтобы я сам распорядился им, и заодно, в качестве личной услуги, сообщить мне, какие документы нужны для заключения брака в их кантоне. В Швейцарии в каждой кантонушке свои погремушки. Вскоре из Женевы пришел ответ из банка: а) мои указания на счет денег будут исполнены; б) для заключения брака иностранцам нужно предоставить паспорт либо иной документ, содержащий указание на гражданство, и справку о том, что холост, или свидетельство о разводе или смерти супруга(-и).
Заодно я собирался получить там патент на целлюлан под названием целлофан, но в конце мая узнал в университете, что это уже сделал шустрый швейцарец Жак Брандерберген. Наши решили, что он, как это принято в цивилизованном мире, слямзил русскую идею, узнав о ней из альманаха «Записки Новороссийского общества естествоиспытателей». Может быть, они правы. Тогда получается, что я изобрел целлофан в прошлом потому, что знал о его существовании в будущем.
Паспорта мы получили в канцелярии градоначальника, заплатив по пятнадцать рублей за каждый. Из этих денег полтинник шел в казну за паспортную книжку, девять рублей пятьдесят копеек в фонд помощи инвалидам и пять рублей Российскому обществу Красного креста. Причиной отъезда указали туризм. Это слово уже прижилось и даже появились туристические агентства. Заграничный паспорт, в отличие от таможенного, оказался, так сказать, одноразовым. Для следующей поездки придется получать новый. Указанный в них срок в пять лет — это сколько ты можешь находиться заграницей, если не продлишь в посольстве. Документы принимал в небольшой комнатенке с одним окном, столом и стулом за барьером пожилой чиновник с красной, обгоревшей лысиной между взлохмаченными седыми волосами. Он старательно выводил буквы красной деревянной ручкой с железным пером, шевеля при этом губами.
Прочитав справку из призывного участка, в которой указывалось, что я два дня назад отбыл службу в качестве вольноопределяющегося, чиновник улыбнулся искренне, по-детски и произнес счастливо:
— Как приятно выдавать документы такому сознательному молодому человеку! Нынешние юноши не хотят служить Отечеству, норовят только взять с него! Вам, как никому другому, полагается съездить заграницу, отдохнуть после армейских тягот!
Самая главная моя тягота за время службы стояла рядом со мной и улыбалась вместе с ним. Чиновник пообещал, что нам паспорта будут сделаны без очереди, сможем забрать через день.